«Жадный беден всегда. Знай цель и предел вожделения».
Франческо Петрарка
Алчность часто рассматривается, как мотив преступления или причина трагедии.
(с)
Оксана убрала телефон в нагрудный карман горнолыжной куртки с мудреным названием «анорак», зябко поежилась, накинув на голову капюшон. Погруженная в свои мысли, она рассеянным взглядом скользила по захватывающим видам, открывающимся с террасы ресторана «Le Panoramic», расположенном на высоте три тысячи метров.
Оксана не замечала величественной красоты заснеженных пиков альпийских гор и плывущих над ними полупрозрачных облаков. Идея сбежать от накопившихся проблем на горнолыжный курорт со своим приятелем потеряла свою привлекательность. Легче не стало. Промозглый туман, порывистый ветер, подтаивающий к обеду снег, превращающийся в грязную кашу, не способствовали избавлению от тяжёлых предчувствий, и даже утренний с
КириллОфис Фемиды встретил меня непривычной тишиной. И мне чудился в этом какой-то дурной знак, хотя я сам распустил персонал на внеурочный выходной. Завтра назначу старшим одного из сотрудников, и работа снова закипит в обычном режиме. За три года я научился виртуозно делегировать обязанности. Вот только плот, на который я привык рассчитывать, частично затонул. Заменить профессионалов, вроде Белёвской и Чупрасова будет непросто, но я наделся что в ближайшем времени ситуация стабилизируется.С тревожным неприятным ощущением на душе и мурашками по телу я прошел в осиротевшую приёмную и приблизился к рабочему столу Оксаны Мишиной. Вздрогнул, когда ее кресло скрипнуло подо мной. Сердце загрохотало неровными толчками. Открыл верхний ящик и сразу увидел конверт. Он лежал сверху на стопке бумаг. Как и предупреждала Оксана — никаких адресатов. Но я заметил то, о чем она не сообщила. В правом углу конверта виднелась римская цифра три, выведенная чернилами. Перед глазами
Кирилл Спровадив Стаса, я решил пораньше лечь, но никак не мог уснуть. И не потому что боялся кошмаров. Я, как бы нелепо это ни звучало, к ним привык, принимал как данность. Если не можешь победить свои страхи, прими их и не пытайся бежать. Я так и поступил. Разделил территорию, оставив необъяснимое в уголке подсознания, и продолжал жить, не погружаясь в хранящуюся внутри меня тьму.Сегодня мне не давали погрузиться в сон мысли. Их накопилось слишком много, и они копошились в моей голове, как рой неугомонных ос. Я размышлял о брате, который по-прежнему сидел на диване в гостиной в неподвижной позе, и пытался понять для себя, мог ли я предотвратить то, что с ним произошло? Или от моего участия в его жизни ничего не зависело?Вероника была права, я ничего не знал о своем брате, не интересовался, что с ним происходит, к чему он стремится, с кем общается, как планирует свое будущее. И если мыслить с этого ракурса, то выходит, что моя вина присутств
Вокруг меня крики, свист ветра, топот ног, резкие хлопки, многоголосый гомон. Промозглый дождь падает с неба, которое я не вижу. Я оглушен, тело парализовано и неподвижно, холодный пот вместе с дождевыми каплями стекает по лицу. Глаза раскрыты, подо мной, внизу, бурая земля. Грязное месиво с комками глины, отпечатки чужих ног, в которых собралась мутная вода. Пот капает с моего носа прямо в грязный оазис. Сердечный пульс оглушительно бьется в висках, перекрывая нарастающий гомон, грудь разрывает от панического ужаса. Именно ужаса, а не страха. Тот, кто хоть раз испытывал настоящий ужас, никогда не перепутает эти чувства. Грудная клетка горит от боли, легкие сжимаются при каждом вдохе. Я задыхаюсь, вдыхая мерзкий смрад гниющего тела. Где-то надо мной кричат вороны и неистово беснуется людская толпа. Я не разбираю слов, не понимаю. Слишком много раздающихся со всех сторон звуков, взрывающих барабанные перепонки. Я открываю рот, пытаясь кричать, но из глотки вырывается только хрипл
Чревоугодие - победа тела над духом; широкое поле, на котором растут все страсти. Лукавая плоть всегда готова предать душу Дьяволу за медные гроши низменных наслаждений.(с) Иван Юматов до утра рыл информацию, старые связи поднимал, пытался разобраться, что за херь нездоровая происходит. Все же было продумано до мелочей, комар носу не подточит, каждую мелочь обсудили, а теперь и спросить не с кого. Один за другим… Если бы Стас не решил полетать с балкона, подумал бы, что это он глумится. К младшему Чернову не подступиться. Кирилл к своему шизанутому брату никого не подпустит, пока сам всё не поймет. Да и вряд ли тот в теме. Придурок, что с него взять?Вот Юматов и подбирал до утра варианты, кто мог идеальную, выверенную схему расшатать. Появилась одна версия, но и та накрылась, когда он нашел в почтовом ящике конверт с монетой из пропавшей коллекции. Если это его доля, то у кого остальные? Может, у Чернова? Узнал, что его кинуть хотели
Очередная сигарета тлела в переполненной пепельнице, по кухне клубился едкий серый дым, с которым не справлялась работающая на полную мощность система кондиционирования. Я сидел на кухне, слепым взглядом уставившись на металлический кейс, лежащий на столе. На нем еще остались следы черной копоти после взрыва и запёкшейся крови. Мне передали его, когда я приехал на место аварии.Я находился недалеко, когда произошло столкновение, в паре километров. Я мог узнать о гибели Юматова гораздо позже, во время похорон другого своего друга, на которые так и не попал. Я мог проехать мимо. Аварии на трассах в Москве — распространённое явление. Но, заметив среди осколков и кусков металла перевёрнутый пакет с пончиками, я резко съехал на обочину. Меня словно под дых ударило. Я подозревал, что там увижу, но все равно пошел.Мне не повезло: я оказался на месте раньше гаишников и скорой. До того, как оттащили раскуроченный автомобиль Юматова с проезжей части и убрали обломки. Мне
Я проснулся на кушетке. Один, заботливо накрытый пледом. С глупой несвойственной мне улыбкой и в абсолютной тишине. По комнате ползли угольные, черничные тени, лунный серебристый свет струился на пустующее кресло, в котором совсем недавно сидела хрупкая и загадочная Вероника Божич, глядя на меня своими непостижимыми глазами, в которых скрывалось так много мудрости, нежности, страсти и ярости. «Моя ускользающая лесная фея», внезапно подумал я, и сердце болезненно сжалось, задаваясь вопросом… Почему?Я резко опустил ноги и встал, мышцы приятно потягивало, по венам циркулировала энергия, и я чувствовал себя абсолютно отдохнувшим. Нащупав на стене выключатель, собрал разбросанные вещи и оделся; заглянул в свой телефон с сотней пропущенных вызовов и сообщений, напомнивших мне о недавних трагических событиях. Реальность мгновенно навалилась на плечи гнетущим поганым предчувствием, уничтожая лёгкую эйфорию, вызванную приятным сном. Часы показывали три часа н
Кирилл В офисе стояла тягостная тишина, словно все пространство было пропитано скорбью. Сотрудники усердно работали, не поднимая головы и не покидая рабочих мест; словно сговорившись, молчали телефоны; монотонный удар по клавишам клавиатуры и писк принтеров — единственные звуки, которые фоном доносились до меня через открытую дверь. Никто не бежал ко мне с пачкой документов на подпись, никто не толпился возле кофейного аппарата, никто не хихикал в комнате для отдыха. Если мне необходима была какая-либо информация или отчет, то я набирал сообщение в офисной программке внутренней связи, и мое требование мгновенно исполнялось — безукоризненно, безупречно, без недочетов.Я организовал единый центр управления в своём кабинете, который совсем недавно делил со Стасом Чупрасовым. Оказалось, это несложно сделать, если правильно организовать процесс, структурировать разрозненную систему, используя уже имеющиеся наработки и опыт. Я создавал все три ф
«Пагубная страсть похоти побуждает человека,Порабощённого ею, решаться на все,Пока низведет его до дна адова.»Иоанн Златоуст Рита вошла в свою квартиру, яростно захлопнув за собой дверь. Скинув обувь, она прошла в спальню и упала на кровать. Перевернулась на бок, прижала колени к груди. Нервный озноб никуда не делся. Ее по-прежнему колотило, как в лихорадке. Трясло так, что зуб на зуб не попадал. Она приложила ладонь к пылающему лбу. Надо бы выпить жаропонижающее, но у Риты не было сил, чтобы дойти до кухни, где находилась домашняя аптечка.В голове Лихачевой мелькали обрывки разговора с Черновым: его равнодушный презрительный взгляд, твердый мужественный голос, хлесткие слова, которые стреляли прямо в сердце. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока Чернов слушал, что собирались провернуть те, кому он доверял и считал своей командой. Бесчувственный, толстокожий&hellip