Глава 6

Беда не приходит одна. Длинный, скучный, тоскливый понедельник закончился тем, что меня заперли в конторе.

С утра ко мне забежала Светка. На ней были новые лосины - фиолетовые, переливающиеся, и она вся сияла. Потому что когда она заносила свежую почту Олегу Васильевичу, он сделал комплимент ей, ее лосинам, ее ногам и ее умению выбирать вещи, подчеркивающие в ней самое лучшее. В общем, как я поняла, наш президент весьма изобретателен в умении делать комплименты. Во всяком случае, он очень успешно изображает искренность.

Светка нежно прощебетала, что в пятницу все, кто захочет, поедут в гостиницу "Подмосковье", где сотрудники "Интеркома" отличным уик-эндом смогут закрепить двухмесячное тунеядство. Светлана взяла с меня обещание, что я научу ее играть в большой теннис - ведь это ей просто необходимо, чтобы попрыгать на корте в мини-юбке перед Олегом.

После Светки ко мне заглянул Вадим. Вот кем бы следовало заняться Светке, а не тратить нежную юность на сорокалетнего старца Олега Дроздовцева. С Вадимом мы работали в тандеме, он довольно ловко обращался с компьютером

Макетировал рекламные тексты, сочиненные мною, украшал их картинками и выдавал все с лазерного принтера. Получалось очень красиво.

Вадим (всего 24 года - какая все-таки я уже старуха!) был очень хорош собой, но когда я спросила у Светки, почему она не обратит на него внимание, она возмущенно замахала руками и сказала, что он закомплексованная тряпка и никогда не сможет защитить.

Вадим действительно был очень застенчив и мягок. Длинная темная челка все время падала на правый глаз, в то время как затылок был коротко подстрижен. Картину дополняли очень черные густые брови и ресницы, щеки часто пылали детским румянцем (особенно когда к нам в кабинет заходил Олег Васильевич - его Вадим, как я подозреваю, побаивался). Если бы внешность была главным критерием, по которому я распределяю дозы своей благосклонности между отдельными мужчинами, то я давным-давно уже влюбилась бы в Вадика. Увы, единственный мужчина, пользовавшийся моей благосклонностью, ушел вчера из дома, хлопнув дверью и даже не взяв с собой любимую бритву с плавающим лезвием.

Вадим так же мало бывал в офисе, как и все мы. Он заходил на пару часов, заглядывал ко мне поболтать, к Олегу Васильевичу - засвидетельствовать почтение, и исчезал. Его личная жизнь была скрыта от общественности мраком неизвестности, но, по утверждению Светки, любимая девушка или просто подружка в ней пока не фигурировала, что было странно для обладателя такой внешности и шикарного "опеля". Задумчивость и молчаливость Вадима, а также склонность к долгому и мечтательному разглядыванию листиков за окном делали его приятным и ненадоедливым в общении. Ту небольшую работу, что перепадала нам в этой конторе, мы делали быстро и с намеком на истинный профессионализм. Поэтому и отношения у нас установились необременительно-приятельские. Когда нашим биоритмам случалось совпасть, и мы выходили из офиса вечером в одно и то же время, Вадим подбрасывал меня домой. Машину он водил артистически-небрежно. Один раз он подарил мне итальянский "Журнал для настоящей женщины". Юный льстец, подумала я тогда.

Так вот, в то утро, после того как ушел Вадим, я долго сидела в прострации. Любимый человек пробил брешь в моем самолюбии, я мечтала о мести.

Сначала я пыталась проанализировать, что такого во мне было неудовлетворительного, раз потребовалась замена. Потом я четвертовала разлучницу и растерла в порошок остатки ее мерзкого тела. Удовольствия мне это не принесло никакого, к тому же начала трещать голова, а на глаза постоянно наворачивались слезы обиды и бессилия. Не хватало еще, чтобы меня застали в кабинете, орошающей слезами компьютер. Компьютеру это будет вряд ли полезно, моей репутации "деловой и собранной женщины" - тоже. И я решила развеяться и сходить к Эванжелине.

Эванжелина работала в косметическом кабинете гостиницы "У лукоморья", занимавшей небольшое здание в псевдорусском стиле. Постояльцев здесь угощали пельменями, заливным языком, кулебякой и блинами с красной икрой.

У Эванжелины была небольшая комната на первом этаже, где сверкали белизной раковины, и на полках сумрачно переливались фиолетовым, розовым, изумрудным цветом дорогие флаконы. Интересно, что иностранки, останавливавшиеся в гостинице, к Эванжелине не заглядывали. Может быть, их пугала Эванжелинина невосприимчивость к английскому языку, а может, их кожа просто не нуждалась в услугах косметолога. Хотя в своем деле подруга достигла вершин мастерства и могла сделать съедобной даже самую последнюю страшилку. Эванжелина взбивала физиономии жен богатых бизнесменов как сдобное тесто, накладывала бельгийские маски и теплый парафин, массировала скалочкой на шарикоподшипниках. Ее ценили, к ней записывались за неделю и дарили презенты.

В обеденный перерыв у Эванжелины было пусто, она размещала на полочках в геометрическом порядке банки с кремами, а на диване сидела надутая Катюша. Ага, я ведь обещала провести культбеседу с ребенком!

С Катюшей мы дружили, так как растили мы ее с Эванжелиной совместно. Она была серьезна и вдумчива, много читала и многое из прочитанного даже запоминала. В школе их учили английскому, немецкому, основам маркетинга, машинописи, делопроизводству, компьютерной грамотности и еще много чему. Она уже вполне сносно болтала на двух языках, стучала на машинке десятью пальцами и знала наизусть половину Пастернака. Кроме того, Катя обещала через два года превратиться в феноменальную красавицу и затмить свою престарелую мамашу.

- Катя, Катерина, эх, душа, до чего ты, Катя, хороша! - невесело просипела я (вокальными данными  никогда не отличалась) надутому ребенку. Мне и самой сейчас было тоскливо, а вот еще необходимо восстановить мир в семье.

Проштрафившаяся Эванжелина на цыпочках уползла за дверь.

- Ну, Катя, рассказывай, что у вас опять произошло, и почему ты третируешь свою изумительную мамочку?

- Я не хочу, чтобы мою маму обзывали проституткой!

(Кстати, белое платье в горошек было просто великолепно. Я его прекрасно помнила. Оно не скрывало в Эванжелине ничего, что могло бы эстетически порадовать окружающих. А у Эванжелины любой сантиметр поверхности тела волнителен до спазм в горле).

- Девочка моя, скажи, кто конкретно ее так назвал?

- Фамилии, что ли, сказать? Ну, Копылова, Берг и Шишкова.

- Так. А кто у них ходил на собрание?

- Кто... Тоже мамы и ходили.

- Вот! - победоносно восклицаю я. - А хоть одна девочка, чей папа присутствовал на собрании, тебе что-нибудь сказала?

- Не-е-т, - озадаченно протянула Катя, хлопая глазами.

Попалась, малышка! Хотя и изучает основы маркетинга, а все равно - глупый ребенок. Сейчас я ее дожму.

- А ты задумывалась, почему так произошло? Популярно объясняю. Папы, придя с собрания, оглядели своих потрепанных боевых подруг – худых и страшных или, наоборот, жирных, похожих на тюлених, и что сделали папы? Папы вспомнили твою роскошную маму, произвели мысленное сравнение, ужаснулись, убедились, что в молодости они были непроходимо тупы… И промолчали! А что сделали мамы, побывавшие на собрании? Израненное самолюбие не позволило им промолчать - они забурлили, закипели, как суп харчо, забытый на плите. Они поделились с мужьями, в каком неприличном виде, «почти голая» пришла на собрание «эта Корсакова». Их куриных мозгов не хватило, чтобы понять: уж теперь их мужья не пропустят ни одного собрания.  А возможно, даже  станут инициаторами внеплановых субботников по ремонту класса…  Все это, Катерина, просто мелочная женская зависть. А ты можешь гордиться своей мамой. Эванжелина - безупречное творение природы, но божественная внешность и изумительная фигура - это еще не все. Твоя мама удивительно добра, и в чем ее можно упрекнуть, так это только в чрезмерной доверчивости.

Все! Уйду из "Интеркома" и стану адвокатом.

- Я ведь ее очень-очень люблю, - сказала Катя.

Кажется, мне поверили.

После того как я отправила ребенка домой поразмышлять над моими разумными доводами, появилась Эванжелина. Глаза у нее были на мокром месте.

- Я подслушивала. Танюша, ты настоящий друг...

Я вернулась от Эванжелины и после обеда закрылась у себя в кабинете. Мне было грустно и одиноко. Читала "Коммерсантъ", рисовала на бумаге мрачные картинки. И досиделась. Когда около шести вечера я спустилась вниз, красная лампочка говорила о том, что дверь уже поставлена на сигнализацию.