Собственно, островом он назывался чисто символически, потому что плавно перетекал в пустоши. Дом, где мы жили в прошлом, сейчас со всех сторон сдавили новостройки. В основном, небогатых торговых компаний, выстроивших складские клетушки зданий повсюду, из-за чего ночью здесь, наверное, стало еще страшнее ходить. Наш район всегда был не особо благополучным, но в моем детстве здания еще не боролись за каждый клочок земли, а тонкие воротнички переулков были гораздо шире.
Валентен с трудом выбрал место, где посадить флайс. Собственно, и парковок здесь было наперечет. Жители двадцать третьего в большинстве своем не могут похвастаться личным транспортом. Стоило припарковаться на свободной зоне, на нас тут же начали коситься трое здоровенных парней в потертых куртках. Косились ровно до того момента, как из флайса вышло мое сопровождение, после чего они мигом утратили интерес и к машине, и ко мне.
Выскочив прямо в грязное месиво, в которое превратился посыпанный какой-то химией снег, я бросилась к бывшему дому.
Когда мы только-только переехали, у Танни был не самый легкий период.
Расставание с Имери и друзьями, перевод в новую школу. Как-то мы очень сильно поцапались, после чего она убежала сюда. Села на спинку скамейки и часа три глядела в окна квартиры, в которой прошло наше детство. А потом приехала домой и рассказала, что от нашего двора остались одни воспоминания. Тогда мы обнялись и пообещали друг другу, что больше никогда не будем ссориться.
Потому что мы сестры, и мы есть друг у друга.
Вот только сегодня Танни здесь не оказалось, а сваленный в кучи снег полностью закрывал скамейку.
— Что мы здесь делаем? — подал голос безопасник.
И меня прошило воспоминанием. Коротким, но отчаянно острым, как игла ледяного дыхания.
«Что мы здесь делаем?» — спрашиваю я.
«Маму ждем», — Танни потирает замерзшие руки: в подземке сыро, даже когда от раскаленного асфальта становится трудно дышать. Она еще совсем маленькая, хвостики одного цвета торчат в разные стороны. Один повис, потому что съехала резинка.
«Мама больше не придет, Танни», — говорю я. И на глаза наворачиваются слезы, поэтому приходится запрокинуть голову и смотреть в высокий, с наспех замазанными трещинами потолок станции. Недолго, ровно столько, чтобы проморгаться.
Опускаю голову, протягиваю сестре руку, чтобы увести, но она упрямо качает головой.
«Еще пять минуточек. Пока поезд не приехал, я могу ждать».
И высматривает грохочущий в глубине тоннеля поезд, на котором мама обычно возвращалась со смены.
Мы ждали ее по утрам, когда она работала в ночную смену, и по вечерам, когда в дневную. Эсстерд Барт с нами не ходил, потому что уставал на работе, а сотрудники подземки уже узнавали нас в лицо и пропускали без оплаты, чтобы мы не тратили лишние жетоны.
Мы ждали ее вместе.
В то утро тоже. А потом вместе поднялись наверх и больше не встречали поезда.
Когда я очнулась, безопасник смотрел на меня так, словно я тронулась умом.
Может и тронулась, потому что припустила в сторону подземки, поскальзываясь и рискуя грохнуться прямо в грязь. Собственно, бежать здесь было недалеко, сразу за поворотом — вход. Станции подземок натыканы гораздо реже, чем остановки аэроэкспрессов, и протянуты между центром и бедными районами. Это единственный способ передвижения для мэйстонцев, которые не могут оплатить абонемент полета.
Дыхание перехватывало, когда я летела по потрескавшимся ступенькам в потеках.
Не знаю, что буду делать, если ее там не окажется.
Не знаю, но…
Я сунула карту в терминал и поймала выскочивший в ладонь жетон. В ушах грохотал пульс, за спиной — шаги безопасника. Что он там будет делать, меня волновало мало: сожравший жетон турникет моргнул, раздвинув скрипучие железные лапы. По ступенькам эскалатора приходилось обегать пассажиров. Кто-то толкался, кто-то ругался, когда я задевала локтем или ногой, но только выбежав на станцию, остановилась. Грудь жгло, пришлось опереться руками о колени, чтобы перевести дух.
Обычно мы сидели в самом начале: под корявым граффити, которое перекрывала пошлая надпись. Сейчас от надписи ничего не осталось, граффити тоже затерли, но…
Танни сидела на скамейке, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лицом.
Разноцветные пряди расплескались по капюшону, между коленями зажат рюкзак.
Я на миг замерла, не веря своим глазам.
А потом бросилась к ней.
— Танни.
Мой голос звучал удивительно ровно, как будто сердце не сбивалось с ритма все это время.
Сестра вздрогнула и подняла голову. Недоверчиво посмотрела на меня и нахмурилась:
— Я не вернусь домой.
Вместо ответа я опустилась рядом с ней. На холодное металлическое сиденье, серая краска с которого частично облупилась и кое-где проступала ржавчина. Надо отдать должное безопаснику, он приближаться не стал, застыл в паре метров от нас, у стены. Заметив сопровождающего, Танни уставилась себе под ноги, на побитую плитку, узор которой давно перестал быть связным. Вцепилась в рюкзак, словно я собиралась его отнять или волоком тащить вместе с ней к выходу из подземки. Пальцы ее побелели, но она упорно смотрела в одну точку, как если бы меня не было рядом. А я пыталась подобрать слова. Слова, которых было слишком много, но которых сейчас не хватало. Наверное, потому что чувства сложно передать словами, а если получается легко, то это уже не чувства.
— Я сама недавно узнала, — произнесла тихо, но твердо. — И это оказалось… слишком. Я не знала, как тебе сказать.
Да что там, и сейчас не знаю.
— У папаши таких проблем не возникло, — фыркнула сестра, не отрывая взгляда от плитки.
Диран?!
Хотя чему я удивляюсь. После его поступка в школе и нашего разговора…
— Не возникло, потому что ему все равно. Но мне не все равно, Танни.
— Неужели? — Она упрямо не поднимала глаз. — С чего бы?
— Потому что для меня важна ты. Твои чувства. Потому что я боялась тебя ранить, понимаешь?
— Броджек позвонила ему и сказала, что ты срываешь меня посреди года, и что он должен на тебя повлиять. — Сестра принялась колупать значок с героем комиксов, которыми увлекалась несколько лет назад. От увлечения остался только значок, подарок Имери. — Судя по всему, повлиять на тебя он зассал, поэтому позвонил мне. А я сдуру ответила. Потому что так и не сохранила его мобильный в контактах. Говорил, что я должна остаться в школе, потому что у тебя совсем другие приоритеты. И что тебе плевать, даже если я стану драить квартиры богатеньких.
Ну разумеется. А он с радостью воспользовался растерянностью девчонки, чтобы вывалить на нее новость, которую мама просила его сохранить в тайне. Я мысленно пожелала отчиму добровольно сигануть в налий для аккумуляторов. Может, переплавится во что-то более дельное. Хотя вряд ли. Если из него до сих пор ничего дельного не получилось, уже не получится.
— И ты поверила?
— Поверила, потому что… — Танни вскинула голову. — Ты ведь одна из них, Леа? Поэтому ты встречаешься с правящим.
Ну что за…
— А об этом ты как догадалась?
— Как-как… Иртханы не встречаются с людьми. Я имею в виду, не сопровождают их до дома, и вообще. Просто раньше я думала, что дело в твоем папаше.
М-да. Сестра у меня, оказывается, очень наблюдательная.
— Для меня это ничего не меняет.
— Уверена? — Она усмехнулась. — Ты действительно хочешь, чтобы я жила с тобой? Просто человек, рядом с такой, как ты?
Загрохотал поезд, принося с собой порыв затхлой сырости из тоннеля.
— Мама всегда выходила из последней двери последнего вагона, — сказала я, чтобы разорвать молчание. — Прямо напротив нас.
Сестра неверяще взглянула на меня:
— Ты так поняла, где меня искать?
Кивнула.
— А что ты помнишь еще?
Ее слова слились с грохотом синхронно раскрывшихся дверей и шумом устремившихся на станцию и в вагоны людских потоков.
— Многое. Помню, как мы ходили выбирать подарок на ее день рождения, и ты расстроилась, потому что наших карманных денег за полгода не хватило на сумочку, которая нам понравилась.
— Поэтому мы купили шляпку, — фыркнула Танни.
Мама носила эту шляпку, хотя к тому времени они уже выходили из моды, и у нее не было решительно ни одного подходящего под нее платья. Носила, пока края у шляпки не стерлись, но даже тогда она ее не выкинула.
— Она стоила ровно столько, что еще осталось на замороженный крем в стаканчике. И ты жаловалась, что я ем быстрее, поэтому тебе достанется меньше.
— Ты действительно ела быстрее, — хмыкнула сестра и обхватила себя руками.
— Мама больше не придет, Танни, — повторила свои же слова, не позволяя ей снова закрыться, — но я здесь. Я приду всегда. Я всегда буду на твоей стороне, что бы ни случилось. Потому что я твоя сестра, и это тоже навсегда.
Танни моргнула. Фиолетовые глаза, один в один мамины, стали еще больше, а потом губы у нее задрожали. Она поспешно отвернулась. Пожалуй, слишком поспешно: рюкзак с глухим стуком свалился на пол. Сестра потянулась, чтобы его поднять, под дрожащими ресницами сверкнули непролитые слезы.
— Эй, — прошептала тихо. — Я люблю тебя.
А потом мягко притянула ее к себе, позволяя уткнуться лицом в куртку и глядя поверх растрепанных разноцветных прядей на растекающиеся по станции перекрестные реки людей. Танни плакала мне в плечо: тихо, вздрагивая всем телом, я же все крепче сжимала ее в объятиях, осторожно гладила по голове. Почему никто не говорил, что быть иртханессой — это чувствовать так… проникновенно. Яростно. До глубины сердца, до сбивающегося дыхания.
Будь то отчаяние или…
Нежность, переходящая в светлую радость.
— Хорошо, — прошептала во вздрагивающую макушку. — Все будет хорошо.
Так мы и сидели, позабыв обо всем. До тех пор, пока тихие всхлипы не сошли на нет, а с противоположной стороны не загрохотал очередной поезд.
— Леа… — Танни икнула и судорожно выдохнула мне в шарф.
Осторожно отстранилась, словно смутилась минутной слабости.
— Что?
Она подняла глаза, поспешно вытирая их рукавами.
— Это ведь ты заставила Мика скакать без штанов?
Разумеется, ей уже донесли, что Мик припустил по стадиону именно после нашего разговора. Глупо было надеяться, что она не узнает: даже несмотря на то, что Танни почти не общалась с одноклассниками, эта история наверняка вызвала ажиотаж. Ну и пусть. Несмотря на то, что благодаря случившемуся я обзавелась таэрран, ни на минуту не пожалела о содеянном. Даже сейчас. Пусть Лодингер на своей шкуре испытает всю прелесть высокого статуса голозадый скакун.
— Да, — призналась честно.
— Как? — Глаза ее по-прежнему блестели, но теперь уже не только от слез. — Ты что-то ему сказала, или…
Ну все, если в ход вступило здоровое подростковое любопытство, значит, можно спокойно выдохнуть. Хотя бы на время.
— Или.
Танни закусила губу, взволнованно глядя на меня:
— Ты… то есть все это время… слушай, а что ты вообще умеешь?
Так, а вот это лишнее.
— Поговорим об этом позже.
Сестра разочарованно вздохнула:
— Позже так позже. А что мы будем делать сейчас?
— Поедем домой и выберем тебе новую школу.
Танни фыркнула и закатила глаза.
— Почему я не сомневалась, что этот вопрос не заставит себя ждать?
— А вечером выберемся в торговый центр за купальниками. Как ты смотришь на то, чтобы устроить себе небольшие каникулы?
Решила закрыть тему сразу, пока сестра не успела опомниться.
— Каникулы?
— Да. Пару денечков отдыха на Зингспридском побережье нам не помешают.
Глаза ее загорелись.
— Зингсприд?! — Танни вскочила так резко, что я едва успела подхватить рюкзак, чтобы он снова не кувыркнулся. — Погоди-ка… Ты едешь знакомиться с семьей?
Вот теперь икнулось мне.
— С чего бы?
— Ты ведь знаешь, кто твои родители? Или ты уже с ними встречалась?
— Нет.
— Но…
— Моя семья не особо жаждет меня видеть.
Сама не знаю, зачем это сказала. Не собиралась ведь, слова просто вырвались сами. И я рассказала ей все, начиная со вспышки на юбилее и заканчивая тем, что удалось узнать в Рагране. Рассказала, избегая подробностей, с упором на свое происхождение, а не на магию. О том, что в прошлом моя настоящая мама вынуждена была бежать в другую страну, о том, что вся ее жизнь по чьей-то милости утрачена безвозвратно, и что нужно проводить расследование, чтобы выяснить, кто я на самом деле. Танни слушала, не перебивая, слезы высохли окончательно. Странно, но говорить об этом с сестрой было легко. Я словно чувствовала, как трескается панцирь напряжения. Трескается и осыпается шелухой.
Даже удивительно, как легко и спокойно стало на душе после этого разговора.
Впервые за все время после ужина в Скай Стрим.
— Вот же наблы, — подвела итог Танни, когда я замолчала. — Не переживай, Рэйнар точно их найдет.
Мне икнулось второй раз.
Говорить о Рэйнаре я сейчас точно была не готова, равно как и о том, что поисками родителей теперь намерена заняться сама. Поэтому поспешно поднялась.
— Поехали домой.
Танни взяла у меня рюкзак, и мы направились к эскалатору.
— А он что, постоянно за тобой таскается? — Сестра кивнула на сопровождение.
— Это временно.
— Потому что ты с Рэйнаром, и у вас все серьезно?
— Танни!
— Ладно, молчу.
Молчала она недолго, до выхода из подземки.
— А ты уже видела драконов?
— Видела.
Танни задохнулась.
— Серьезно?! Страшно было?
Страшно?.. Ну, если вспомнить пустоши, наверное. Хотя сейчас, с высоты всего, что узнала, я бы не назвала страхом то, что испытала в тот вечер. Не говоря уже о чувствах, которые вызывал ковыляющий по полигону драконенок, переваливающийся с лапы на лапу. Или дракон, который смотрел мне в самое сердце, когда наши сердца бились в унисон. Когда пламя текло от меня к нему и обратно.
— Нет, — покачала головой.
— Нет?!
— Разве что немного. Драконы очень красивые.
— И ты не боялась, что тебя могут спалить? Ничуточки?
— Драконы не нападают без причины.
— Совсем? Никогда?!
Покачала головой.
— Никогда.
— А…
— Танни, на сегодня достаточно.
Надо четко оговорить с сестрой, о чем можно говорить, а о чем нет. По идее, приближенные к иртханам люди в курсе многих нюансов, в том числе и магии, но все они подписывают бессрочные контракты о неразглашении. Неустойки и методы пресечения за длинный язык по ним драконовские. Буквально. Неудивительно, что в мир людей просачиваются самые крохи — те, что иртханы считают незначительным. Разумеется, Танни никакой контракт подписывать не будет, но серьезно поговорить на тему конфиденциальности все равно придется.
— Очешуеть! Личный водитель. Привет!
Танни помахала Валентену, плюхнулась на заднее сиденье флайса и первым делом откинула крышку портативного визора.
— Включу, ты же не против?
Ответить не успела, потому что главный канал Мэйстона явил нам местрель Стоунвилл во всей своей неповторимой идеальности. На сей раз она принимала мэйстонского репортера в резиденции отца во Флангстоне, о чем гласила бегущая строка. Надо отдать должное, резиденция была зашибись, но судя по отведенному на передачу времени, попали мы на самый конец трансляции.
— … счастливы, что вы возвращаетесь. С чем был связан столь скорый отъезд? Если мой вопрос уместен, разумеется.
— Разумеется, — Ирргалия ослепительно улыбнулась. — Это было небольшое семейное недоразумение, которое, к моему счастью, недавно благополучно разрешилось.
— Это кто? — поинтересовалась Танни.
То ли выражение лица у меня было чересчур говорящее.
То ли челюсть неудержимо стремилась вниз.
Небольшое? Семейное? Недоразумение?
Благополучно разрешилось?!
— Что ж, взаимно рад, — репортер расплылся в улыбке. — Что бы вы хотели сказать мэйстонцам, которые с замиранием сердца ждут вашего возвращения?
Местрель Стоунвилл посмотрела в камеру своими пронзительно-сиреневыми глазами.
— Я жду встречи с вашим гостеприимным городом и со всеми вами. И искренне счастлива, что в самом скором времени Мэйстон станет мне родным.
— Вы смерти моей хотите! — патетично воскликнул стилист.Тот же самый, который готовил меня к выступлению на юбилее. Новость о том, что он приедет, мне вечером сообщила секретарь Халлорана. Я не стала возражать, тем более что платье все равно уже было куплено, а собираться самой в разы сложнее, чем когда вокруг тебя порхают стилист и визажист.Сейчас же только развела руками.— Но… как? — взвыл он. — В прошлый раз, когда мы виделись, вы были брюнеткой!— Шатенкой, — поправила я. — Мне захотелось перемен.— И платья! У вас же должно быть красное на сегодня…— Красный не подходит к моему новому образу.К слову, к новому образу я выбрала бледно-розовое платье в пол. Остановилась на стильной классике с элегантным вырезом-лодочкой, потому что украшение на шее других украшений не предполагало. Зато руки были открыты полностью, не считая перчаток. Спина тоже — хо
Зрачок его стянулся до крохотной точки: показалось, что сейчас взметнется в вертикаль и заполнит радужку цветом его огня, но нет. Иртхан коснулся моей руки и поднес пальцы к губам. Сжимая их чуть сильнее, чем того требовал этикет. Обжигая обманчиво-человеческим взглядом, однозначно говорящим, что я — его. И поцелуем, который даже через шелк перчатки заставил сердце подпрыгнуть к горлу. Только когда Халлоран отвлекся на Танни, поздоровавшись с ней, мысленно облегченно вздохнула. Мне вообще удивительно повезло, что с нами была Танни и эскорт охраны: при них держать лицо было в разы проще. Да и не собиралась я больше доставлять ему удовольствие и срываться!Ни за что.Поэтому спокойно положила руку поверх предложенной мне, направляясь к телепорту.— Надеюсь, больше сюрпризов на сегодня не предвидится? — тихое рычание только для меня.— Смотря что ты подразумеваешь под сюрпризами, — я мило улыбнулась.
Перчатка под его ладонью не заискрила только чудом, но к счастью, мы пришли. Первым делом охранники проверили ложу, и лишь потом отступили в сторону, чтобы позволить нам шагнуть за раздвижные двери. Кресло, к которому меня проводил Халлоран, мгновенно подстроилось под фигуру. Оно «зависло» в воздухе, регулировать высоту подъема можно было на панели управления на подлокотнике. Стоило иртхану сесть рядом со мной и легко коснуться дисплея, прозрачное стекло дверей стало матовым. Словно запотело или его затянул морозный узор.Прежде чем успела бросить взгляд на сцену, уже догадалась, что мы в Председательской ложе. Я видела ее в сети: снаружи она напоминает парящую в невесомости платформу (за счет тончайшего на вид, но очень прочного стекла), отлитую в форме драконьего цветка и повторяющую здание в миниатюре. Внутри — места на восьмерых и бегать можно вприпрыжку, несмотря на ультрасовременную мебель. Пока разглядывала ложу, иртхан снова коснулся панели на подлок
По-настоящему оценить желающих поглазеть на правящего и его эскорт смогла, только когда мы вышли наружу. Этаж был заполнен народом, хотя в безумно красивом холле было на удивление свободно. Губы сами собой растянулись в улыбке, как ответ на праздное внимание. Выставка начиналась в соседствующем с холлом павильоне (из которого открывался невероятный вид на город) тянувшемся вплоть до самого ресторана. К выставочному залу вели две роскошные лестницы, по одной из таких мы сейчас и спустились в сопровождении охраны.Возможность насладиться исторической экспозицией «Артомелла» с кадрами и описаниями постановок Зингспридской оперы разных лет раньше захватила бы с головой, но сейчас я не могла перестать думать про Вэйлара. Слишком отчетливо помнила, как тронувшая его губы улыбка исчезает при взгляде на таэрран. Что он подумал, когда увидел ее? Почему не подошел к нам сразу, ведь наши ложи совсем рядом?Стоило нам шагнуть в арку павильона, все мысли разом вылетели
— Твой мир отныне неразделим с моим. Старший твоего рода не откажет правящему.— Ну вот на нем и женись! Уверена, вы будете отличной парой!Последние слова уже напоминали приглушенное рычание, которое захлестнуло более громкое. Я опустилась в кресло так изящно, что оно обиженно подпрыгнуло в высоту. К счастью, из зала уже плеснула музыка, в которую вливалось звучное сопрано Эллины Райт. Я падала в него, как в звездное небо, и вместе с ним взлетала под самые своды.Голос дивы возносился ввысь, набирая силу и отражаясь от стен, вплетая чувства в каждый выдох Артомеллы. Голос, так непохожий на голос Шайны… Вдруг отчетливо представила ее, стоящую на этой сцене: заметно ниже Эллины, тонкую и хрупкую, с выразительными темными глазами. На миг даже показалось, что сама стою рядом с ней, что мы поем вместе, в одно дыханье. Льющийся из груди голос, раскинувшийся за спиной город под раскаленным добела небом… и Аррингсхан с отцом Вэйлара в Председа
Когда до меня дошло, я искренне пожалела, что под рукой нет ведра со льдом, а заодно и с бутылкой потяжелее. Интересно, как ведут себя местные кресла, если ими запустить в правящего? Их вообще с места над стационарным удерживающим полем можно сдвинуть? Еще немного, и я это проверю невзирая на наличие толпящейся за дверями службы безопасности. Воспользоваться моим обещанием по поводу любого наказания за обращение к Вэйлару! Несмотря на то, что сам выполнил наше соглашение через задницу набла!— Ты не посмеешь! — прошипела я, задыхаясь от переполнявших меня чувств.— Сбавь тон, Леона. — Он сцепил руки на уровне подбородка, глядя на меня сквозь тонкие прорези век. — Или ты хочешь расторгнуть наше соглашение?— Р-р-рых!!!!Это то, что вырвалось из моей груди, когда я бросилась на него. Мысленно. То есть вырвалось оно вполне себе в реальность, а вот бросилась я мысленно, щедро расцарапывая его драко
Кивнула, мужчина тут же поднялся и вернулся уже с анализатором, заправленным реактивами. Дабы не смотреть на то, как в меня втыкают иголки, отвернулась. Стоило автоматическому ободку сомкнуться чуть повыше локтя, принялась сжимать и разжимать руку. Пластырь с обеззараживающим анестетиком легко коснулся кожи, и укола микроскопической иглы, вмонтированной в прибор, я вообще не почувствовала. Все равно не люблю эти штуки. На дворе уже двадцать шестое столетие, а в людей все еще иголками тыкают. Спасибо хоть не такими длинными и тупыми, как раньше.Мужчина вернулся в кресло и подключил анализатор к компьютеру, данные в мгновение ока выскочили на планшет.— Мне придется пить успокоительное? — поинтересовалась, сгорая от нетерпения.Не зря же я сюда пришла.— Пару минут, эсса Ладэ.Какое-то время мы молчали, я рассматривала нехитрую обстановку медицинского блока, врач дожидался завершения работы анализатора. После чего поднял на меня гл
Черные провалы стянулись в две едва различимые точки.— Вот как, — вкрадчиво произнес Халлоран. — Почему же, позволь спросить?— Потому что я недавно подписала контракт. У меня впереди репетиции с утра до ночи и первый выход на сцену. Это…Под стремительно темнеющим взглядом осеклась.— Помимо карьеры тебя больше ничего не волнует?Че-го?!Как-то неожиданно вспомнились бессонные ночи, когда я пыталась сочетать работу в Ландстор-Холл, обучение магии и тренировки перед прослушиванием. Вспомнилось, что он даже не позвонил и не поинтересовался, как прошло прослушивание. С другой стороны, зачем ему, и так все доложат. Как доложили про Танни.— Ну прости, что у меня есть мечта, — выдохнула язвительно. — До которой тебе нет никакого дела!— В отличие от тебя, — теперь в его голосе крошился лед, — мне есть дело до всего, что тебя касается.— О да, вне