Воробышек
Одно бы сердце отстоять –
Уже есть смысл жить –
Из чьей-то жизни боль убрать –
Хотя бы облегчить –
Птенца, что выпал из гнезда,
Обратно положить –
Уже есть смысл жить.
Эмили Дикинсон
Чуть позже, когда яркое утреннее солнце осветило комнату своими золотыми лучами, Настя растолкала уснувшего, наконец, разбойника.
– Эливерт! Эл! Вставай! Ехать пора!
Тот с трудом открыл глаза, сел на постели, негромко постанывая и держась за голову, потёр лицо и в недоумении обвёл рассеянным взглядом комнату.
Романова сочувственно протянула ему кружку воды.
Эливерт залпом выпил и вновь оглядел комнату.
– Риланн зовёт на завтрак! – пояснила Настя, так как атаман, кажется, не совсем понимал, с какой целью его покой потревожили.
Народ, так и не дождавшись дальнейшего развития событий, обещавшего жёсткую драку, брызги крови, спецэффекты с поломкой мебели, и, возможно, даже поножовщину, разочарованно вернулся к своим делам.Застучала глухо посуда, хозяин вернулся дремать за стойку, засуетились служанки, так как с каждой минутой посетителей становилось всё больше. Постояльцы – и те, кого ждал долгий путь, и те, кто собирался задержаться в Берфеле ещё несколько дней – спускались к завтраку.Некоторые приходили с улицы. Настя видела их, так как сидела напротив входной двери. В трактире стало шумно и многолюдно. Служанки проносились меж столами, как юркие белочки. Риланн, бывшая в их числе, ещё пару раз на бегу улыбнулась Эливерту, но подойти поболтать было совсем некогда.Грозный Кед-хейл всё не мог уняться и что-то сердито бормотал в своём углу, чем, очевидно, достал уже даже своих приятелей, потому что седой старик в очередной раз велел ему прекратить свои ребяческие выхо
– Я тебе не ребёнок! Граю вон сказки свои рассказывай, а я все твои воровские байки наизусть знаю!– Эту не знаешь! – не унимался разбойник. – Сюжет у неё не хуже тех душещипательных баллад, что слагают бродячие менестрели. Только вот рассказчик из меня никудышный! Пафосных сравнений и поэтических образов зря не ждите!Ну, так вот… В некой земле владетельной, в небольшом, но славном городке, на берегу Великого озера, жили-были два семейства. Не знатных, не богатых, но весьма благопристойных и уважаемых. Жили по соседству, и отношения у них складывались добрые, я бы даже сказал, дружеские. В одном доме подрастала дочь-красавица, звали её Вириян; в другом – единственный сын, молодец да удалец, по имени Давмир.Жили-были, не тужили. Родители на детей своих нарадоваться не могли, а те, с самого детства, что брат с сестрой – как говорится, не разлей вода! Дразнили их: «Тили-тили-тесто – жених да нев
– Здесь! – объявила Граю, восседавшая верхом на серой кляче.Она почти терялась среди дорожных тюков и напоминала Насте погонщика верблюда, что ведёт из дальних краёв караван с богатыми дарами. Может быть, дело и не в сумках, а в самой смуглой замарашке-наезднице. Цвет её кожи немногим уступал восточным погонщикам, словно пески Сахары оставили на ней свой след. Впрочем, бесцветное и безымянное животное, которым девочка верховодила, в росте верблюду явно уступало. Эливерт, подверженный непреодолимой страсти давать всему живому и неживому клички и ярлыки, звал эту неказистую лошадку просто «Мышь». Но Граю, кажется, не смущал непрезентабельный вид её транспортного средства.Теперь, покинув трактир, девочка уже не казалась такой испуганной и дикой. Она улыбалась счастливо и горделиво, чувствуя себя в безопасности в обществе атамана и его спутников. Серые глаза её сияли, как праздничный фейерверк, и осанку она старалась держать, как у настоящей благо
– Завтра к обеду будем в Сальваре!Эливерт уселся подле Граю, вытянул ноги поближе к костру и, заботливо укутав девочку плащом, наконец, устало облокотился на лежавшее рядом седло.– Так-то, Воробышек, завтра увидишь эрру Вириян! А нынче, делать нечего, придётся в лесу ночевать.Граю согласно кивнула, старательно дуя в плошку с кашей, ещё горячей, прямо с костра.Настя бухнулась на землю рядом с Эливертом, поджала ноги по-турецки, положила рядом свой сияющий в ночи клинок – лёгкую, изящную, опасную игрушку, некогда подаренную ей расщедрившимся атаманом лэрианорской вольницы. Зелёные глаза Насти сверкали хищным блеском, на лице горел нежный румянец, и рыжие локоны, струясь по плечам, пылали в отблесках костра ярче алых языков племени. Романова была взволнованна, взбудоражена и дышала часто, как после долгого бега (вернее, после долгой тренировки).Эливерт слов на ветер не бросал. Он пообещал научить Настю сражаться, но девушка не п
Высоко-высоко, в заоблачных далях, на тёмном бархате небес мерцали огоньки звёзд. Ночь была тихой, небо чистым, и Настя глядела на сияние алмазных узоров над головой. Почти полная луна, огромная, пугающая и прекрасная, плыла в вышине, словно серебряная ладья. Иногда обрывки дымчатой паутины облаков набегали на неё, и тогда казалось, что она колышется в воздушных волнах, раскачиваясь в сияющей сети звёздного гамака. Ночной лес был полон едва различимых звуков, но они не мешали, а гармонично вплетались в завораживающую картину летней ночи. И потому Насте чудилось, будто мир вокруг застыл в немой тишине, сонной, обволакивающей, нарушаемой только робким плеском ручья неподалёку, тихим треском огня и баюкающим, как мурлыканье кота, голосом Эливерта.«Ха! Кто бы мог подумать, что язвительный голос разбойника может усыплять, убаюкивать?»Анастасия лежала, закинув руки под голову. Пламя отбрасывало рыжие всполохи на её лицо. Она глядела в распахнутое настежь звёздн
– Эрра! Эрра Дэини! Проснись! – жалобно пропищала девочка, тормоша Романову за плечо.Настя, вырванная из сна столь бесцеремонным образом, не сразу поняла, в чём дело.– Что случилось, Граю? – испугалась Настя, с трудом разлепляя налившиеся свинцом веки.– Ничего. Мне просто надо… – девочка нерешительно замялась.– Что?Настя зевнула так широко, что всерьёз испугалась за свою челюсть. Силуэт Граю расплывался в туманной дымке. Глаза упорно закрывались, словно на каждой ресничке висело по килограммовой гирьке.– Чего надо? Граю, что случилось?– Ничего, – снова пропищала та себе под нос с привычным виноватым видом. – Мне просто надо, ну… надо…Настя тряхнула головой, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями и сообразить, чего же надо от неё этой девчонке в три часа ночи… Но в голове был абсолютный вакуум. Сонная трясина поглотила всё мыс
Дорога, петляя между холмов, сбежала прытким ручейком в изумрудную низину, утопавшую в пышных летних порослях разнотравья. От смеси цветочных запахов слегка кружилась голова. Более тёмными, густыми оттенками зелени выделялись на фоне бескрайних лугов яркие пятнышки кустарников и небольших лесных околков.Бабочки, пчелы и куда более неприятные насекомые деловито сновали в воздухе, проносясь временами у самого лица или возмущённо жужжа в ухо.Окрестности просматривались на много километров вокруг.«Не километров, а рильинов! – мысленно поправила себя Настя. – Раз уж влипла в такую историю, то надо учиться не только говорить, но и думать по-кирлийски!»На ярком ковре лугов вырисовывались крошечные домишки разбросанных неподалёку деревенек и хуторов. Издали они казались совсем игрушечными, сказочными. Сдавалось, что жить в таких домишках должны не люди, а ватага добродушных гостеприимных хоббитов или любезных улыбчивых гномиков.
– Здесь! – сказал Эливерт, попридержав Ворона.Широкая и (наконец-то, к великому удовольствию Насти!) немноголюдная улочка привела их к красивой ухоженной усадьбе. Дом портнихи не отличался той роскошью и помпезностью, которая, как успела заметить Романова, была присуща особнякам купцов и зажиточных горожан, но выглядел он просто потрясающе: сложенный из белого камня, с добротной крышей, застеклёнными окнами и резными наличниками.Садик обнесён невысоким кованым заборчиком с растительным орнаментом. Тёмные ветви чугунной лозы переплетались с живыми лианами, обвивавшими забор. Под окнами цвели аккуратно подстриженные декоративные кустарники, вроде белой сирени или жасмина. Дальше за домом тянулись к небу деревья повыше. Судя по мощным зелёным кронам, внутри усадьбы раскинулся прекрасный фруктовый сад.Попасть во двор можно было через добротные ворота, совершенно новенькие, ещё пахнущие древесной смолой. Над ними высилась долговязая жердь колодца-журав