Главный корпус Академии, где я учусь, в высоту протянулся на шестнадцать этажей. Он полностью стеклянный, но это видимость: по сути, Академия Кэйпдор — самое защищенное место в городе. Она устоит при землетрясении в двадцать баллов (по шкале из двадцати), в случае затопления вокруг него будет растянут силовой щит, не позволяющий повредить ни само здание, ни размыть почву. Если смотреть на главное здание сверху, можно увидеть молнию. Как-то так повелось, что для въерхов символ могущества именно молния, само слово «Кэйпдор» в переводе с древнеранханского означает «Властвующий».
Огромная стеклянная стела (что характерно, тоже в виде молнии), подписана девизом: Estors. Virhaain. Keaaiphain. Все в том же переводе это означает — «Ум. Знание. Сила». Словом, если кто-то сомневался, что въерхи помешаны на собственной силе, одного взгляда на эту громадину должно хватить, чтобы все сомнения разом отпали. Если кого-то они время от времени посещали, то такие вот монументы разом сглаживали это досадное недоразумение.
Народ стекался в корпус по центральной аллее, и я невольно ускорила шаг. Ветер усилился, дождь грозил перейти в ливень, а отражающееся в темном стекле небо тянулось к земле всей своей тяжестью. Двери автоматически распахнулись передо мной, пропуская в холл главного корпуса, где я приложила пропуск к панели и прошла через сканирующий турникет, являющий собой стеклянную капсулу.
В «Кэйпдор» не получится пронести оружие, взрывчатку или что-либо еще, способное навредить въерхам. Да, большая часть обучающихся здесь — именно въерхи, жалкие крохи «калейдоскопников», как нас называют, составляют всего пять процентов студентов Академии. Со временем процент, разумеется, должен стать выше, настанут дни, когда люди будут учиться наравне со въерхами. Об этом вещают со всех экранов и все СМИ, крикливые заголовки «Дорогу талантам» заполонили сеть и мозги тех, кто до сих пор верит в эту чушь. Лично я верю только в то, что мне здорово повезло, а вся эта хрень с «пятьдесят на пятьдесят» призвана для того, чтобы сдержать волнения.
Так что да, мне действительно здорово повезло.
В отличие от большинства студентов мой путь лежит в раздевалку. На территории Академии допускается находиться не в форме только в холле или в прилегающих к зоне для переодевания коридорах. Многие, чтобы не заморачиваться, переодеваются дома, но есть исключения. Например, те, кому плевать на форму или те, кто не может ее себе позволить. Таким, как мы, форму выдает государство, она чипирована и выносить ее за пределы Академии запрещено. Исключительно потому, что мы живем в неблагополучных районах, и можем просто-напросто не вернуться или передумать обучаться.
Тогда государство обеднеет на целую одну-две-три формы, ага.
Женская и мужская раздевалки разделены холлом и представляют собой два просторных зала, в которых спокойно можно проводить банкеты и презентации федерального значения. Если бы не бесконечные ряды шкафчиков, где хранятся вещи (а в моем случае и форма), уверена, здесь можно было бы вообще устроить поле для игры в виккл, а при желании еще возвести трибуны.
Раздевалка гудит голосами, мимо меня проходит стайка девушек-третьекурсниц (судя по нашивкам на рукавах), они даже не смотрят в мою сторону. Только одна из них что-то насмешливо произносит, но мне, по большому счету, плевать. Добираюсь до своего шкафчика, с наслаждением стягиваю куртку, сбрасываю внутрь сумку.
— Вирна! Привет! — быстрые шаги и голос раздаются одновременно. Запыхавшись, ко мне подбегает Алетта: мы учимся вместе. Она тоже человек, живет на Пятнадцатом, только в промышленном районе. Если там открыть окно на пятнадцать минут, из глаз начинают течь слезы, а спустя пятнадцать лет проживания в этом месте вам здорово повезло, если вы не стали хроническим аллергиком.
— Фух! Еле успела! — она сбрасывает сумку прямо на пол, ладонями приглаживает растрепавшиеся темные кольца волос, пружинками торчащие в разные стороны. — Платформа поломалась прямо на нашей конечной, представляешь?! Пришлось ждать следующую!
Чиркнув пропуском по панели, Алетта рывком распахивает дверцу и пялится на себя в зеркало.
— Ну и рожа!
— Все с твоей рожей нормально, — фыркаю я.
— Ну да, конечно, — она недовольно кривится, достает из сумочки тушь и начинает красить и без того длинные загнутые ресницы. Глаза у нее темные, но в них крохотные золотые крапинки, такие же крапинки у нее вокруг носа (реакция смуглой кожи на солнце). Пока Летта красится, я переодеваюсь: темно-синяя юбка чуть не достает до колен, светлая блузка, такой же синий жакет. Отличительный знак факультета лиабиологии — крылья над волной, на ярко-желтом фоне и такая же нашивка на рукаве, в которой расположена одна пара крыльев: знак того, что я первокурсница.
Летта переодевается быстро, из-за чего край воротничка у нее загибается под жакет, и я его поправляю.
— Спасибо, — бормочет она. — Тебе не кажется, что я правый глаз криво накрасила?
— Не кажется.
Она выдыхает, и я добавляю:
— Ты его криво накрасила.
Летта бьет меня по руке и смеется.
— Ладно, все равно времени нет переделывать.
Времени и правда нет, первая пара у нас в другом корпусе, и чтобы в него попасть, надо спуститься под землю и быстро идти по переходу. В другой день можно было бы пройтись по дорожкам, но не сегодня. Под таким дождем в два счета промокнешь до нитки.
— Слушай, ты методичку по лабораторной просмотрела? — спрашивает она, когда мы выходим из раздевалки. — У меня тапет заглючил и не пускал ни в какую.
Все обучающие материалы в начале учебного года загружаются в наши тапеты. Получить к нему доступ не может никто другой, переносить и копировать их запрещено под угрозой отчисления, а передача информации посторонним в устном или письменном виде вообще предусматривает уголовную ответственность.
Иными словами, ничто нами получаемое от въерхов, за эти стены не выйдет.
— Ага.
— Расскажешь, пока дойдем?
— Не вопрос.
— Уйди с дороги, калейдоскопница, — резкий удар в плечо отбрасывает Алетту в сторону, и мимо нас проходит группа второкурсниц. Судя по одежде: золото нашивок и карающая длань закона, распростертая над планетой — с факультета юриспруденции.
Разумеется, все въерхи, и среди них выделяется одна, с волосами, переливающимися золотом, как нашивка на ее рукаве. Ее юбка на ладонь короче положенного, а стройные ноги подчеркивают гетры. Разумеется, она даже не смотрит в нашу сторону, слышен стук каблуков, длинные до пояса волосы переливаются волнами при каждом шаге. Одна из ее свиты оглядывается на нас и презрительно фыркает, но тут же ускоряет шаг, чтобы не отстать от остальных.
— Ромина Д’ерри, — чуть ли ни с ненавистью шепчет Алетта.
Мне это имя мало о чем говорит, поэтому просто вопросительно приподнимаю бровь:
— Ты что, из моря вылезла? Ромина Д’ерри, дочь Главного судьи.
Теперь, кажется, припоминаю. Имя судьи Д’ерри не сходит с первых полос газет, он один из сильнейших въерхов города.
— А еще она встречается с Лайтнером К’ярдом.
Это имя тоже знают все, Диггхард К’ярд — правитель Ландорхорна, единоличная власть. Он тот, кому подчиняются все в нашем городе, и, возможно, не только в нашем.
— Остается только радоваться, что эта стерва не учится с нами на одном факультете, — бормочет Алетта. — Говорят, на своем они всех держат за глотку.
С такой родней за спиной — неудивительно. Я предпочитаю не озвучивать свои мысли, поэтому только скептически фыркаю. Алетта косится на меня:
— Ты чего?
— Задумалась про некоторые непризнанные авторитеты.
— Попробуй тут не признай. Такие как они раскатают ровным слоем по полу в сортире и не заметят, — впрочем, она тут же забывает о «таких». — Так что там было в методичке?
Мы петляем по переходам, Алетта внимательно слушает, потоки студентов текут в обе стороны, но холод подземных стен все равно продирает до костей. Поэтому я облегчением вздыхаю, когда мы оказываемся в корпусе и поднимаемся на кафедру подводных существ, где у нас состоится первая лекция в этом семестре. Огромная современная аудитория уже заполнена студентами, возвышающиеся концентрическими кольцами ряды окружают кафедру-сферу, на которой со всех сторон будут транслироваться материалы. Засмотревшись на нее, я чуть сбавляю шаг, поэтому Алетта успевает проскочить, а я шагаю в арку двери в ту же минуту, что и взявшийся невесть откуда парень.
Меня ударяет сначала сильным плечом, потом — ароматом туалетной воды, резким и холодным, как морские глубины. Мы поворачиваемся одновременно, и я вижу широкие плечи и край резкого подбородка. Поднимаю голову: у стоящего напротив небрежно зачесанные назад иссиня-черные волосы. Радужка цвета пламени и ромбовидный зрачок — отличительная черта въерхов.
Ноздри парня шевельнулись, а потом он шагнул вперед, отталкивая меня в сторону. Больно ударившись локтем о дверь, я уронила сумку, и ее содержимое рассыпалось по полу. Перо тапета хрустнула под чьей-то ногой раньше, чем я успела его поднять.
Перо! Перо, чтоб его! Оно стоит недельной зарплаты у Доггинса.
— Засранец.
Мой голос прозвучал неожиданно громко, а после в аудитории воцарилась тишина. Такая тишина, в которой даже мое собственное дыхание показалось громким.
— Прости, — въерх развернулся ко мне, сунув руки в карманы. — Ты что-то сказала?
Он смотрел на меня сверху вниз, что было не сложно, учитывая, что я сижу на корточках. За его спиной нарисовались еще несколько, кажется, один из этих парней раздавил мое перо. Я успела увидеть, как у Алетты округлились глаза, что касается остальных, они просто замерли. В тишине у кого-то что-то свалилось со стола, но больше не донеслось ни звука.
— Я сказала, — сгребла в сумку все, что из нее выпало и поднялась. — Что ты засранец. Прощаю.
Его глаза вспыхнули рубиновым огнем, но разгореться ему не позволил звонок: в аудиторию вбежал преподаватель. Я обошла создавшего толпу въерха и направилась к свободному столу, пожираемая взглядами всех, кто собрался в аудитории. Алетта, плюхнувшись рядом, ткнула меня в бок. Глаза ее по-прежнему были круглыми, как жетоны для разового проезда на гусенице.
— Вирна! — выдохнула она едва различимым шепотом. — Ты рехнулась?
— По поводу?
Вместо ответа Алетта едва заметно кивнула на парня. Под пристальным царапающим взглядом въерха стало не по себе, особенно когда я увидела перстень на его пальце. На печатке была выбита двойная молния, рассекающая треугольник основ.
Символ рода К’ярд.
Паршивый день.Только утро, а он уже паршивый.Все словно сговорились, чтобы меня довести.Сначала отец, который вдруг заинтересовался моим расписанием.— Зачем тебе подводная зоология, Лайтнер? — спросил он за завтраком таким тоном, что мигом отбил весь аппетит. Поэтому я отодвинул тост с рыбным маслом и смело встретил раскаленный взгляд.Обычно отец предпочитает тишину и новостные ленты на своем тапете, это на пресс-конференциях, на званых обедах и в интервью он блистает красноречием, а перед нами ему не нужно изображать примерного семьянина. Вообще никого изображать не нужно. Так проще, и всех это устраивает. Поэтому если он решил поговорить, значит, будет выдвигать претензии.— Мне интересны твари, которые водятся в океане.Даже получилось ответить спокойно, главное, что не капли лжи, хотя я с трудом подавил раздражение.— Тебе нужно выбирать дисциплины, которые пригодятся в будущем, а не тратить сво
Совершенно ненормально чувствовать себя как прессованные водоросли, которые с десяток раз просушили, потом столько же намочили и снова сунули под палящее солнце. Палящего солнца в Ландорхорне не наблюдалось вот уже несколько месяцев, аккурат с середины лета. Собственно, середина лета — единственный месяц, когда в нашем городе палящий зной сочетается с пронизывающими ветрами. Потом снова приходят дожди, и так продолжается всю осень, всю зиму и всю весну. Зимой еще и штормит так, что горизонт сливается с небом в серое марево, закрытое высотой ревущих волн, одна за другой накатывающих на силовые щиты. Накатывающих с такой силой, что иногда кажется, что даже они не выдержат.— Я дома! — сбросив сумку на полку и освободив ноги от кроссовок, шагнула на кухню, чтобы застать необычную картину.Тай и Митри сидели за столом, расшатанным из-за правой ножки настолько, что садиться за него пренебрегая мерами безопасности было небезопасно. Учитывая, что сестрам дав
В участке было шумно (постоянно кто-то заходил, выходил, кого-то тащили сквозь ругань, тонущую в глухом кашле) и воняло так, словно на берег выбросился косяк идущей на нерест рыбы. Скоро стало понятно, почему: парень в распахнутом пальто, прикованный наручниками к металлическому поручню, развалился на стуле и храпел, от него разило перегаром и немытым телом.Две накрашенные девицы в юбках, которые не скрывали ни края чулок, ни белья, сдвинулись в самый угол, на ободранные металлические сиденья, и изредка брезгливо косились в сторону парня. Дежурный в темно-синей форме, жующий и делающий пометки в тапете, не сводил с них пристального взгляда. Причем судя по тому, куда он смотрел, интересовало его вовсе не то, что девицы могут сбежать. Когда я заслонила ему обзор, политари недовольно нахмурился, и челюсть его выдвинулась вперед, словно стремилась сбить меня с ног.— Слушаю.— У меня пропала сестра.Эти слова дались мне с трудом, потому что я до
Это длится мгновение, за которое я даже не успеваю удивиться. Парня дергают за капюшон и толкают вперед, зрительный контакт рвется, как натянутая нить хлестким резким:— Пошел!— Нисса, — голос мужчины звучит со стороны кабинета, и я даже не сразу понимаю, что он обращается ко мне. Все потому, что смотрю в сторону арестованного и политари, которые ведут его по коридору, но он даже не пытается обернуться. — Нисса!Последнее звучит уже раздраженно, и я поворачиваюсь к тому, кто стоит у открытой двери.— Мне кажется, или у вас пропала сестра?Киваю и прохожу внутрь: здесь гораздо теплее, чем снаружи, а стены выглядят более-менее сносно. В остальном это обычный рабочий кабинет, за исключением голографической доски, на которой мигает карта западной дуги Пятнадцатого круга. Светящиеся точки передвигаются по улицам, петляют между домов (видимо, наряды политари).Мужчина резко выдергивает верхний ящик стола, так резко,
К счастью, двери лифта отрезали меня от них раньше, чем я услышала еще несколько весьма ярких характеристик. Понять, откуда ноги растут, труда не составило: они наверняка были на вводной лекции, где я умудрилась назвать Лайтнера К’ярда засранцем. Алетта мне все уши прошелестела о том, что я должна перед ним извиниться, если не хочу проблем, но извиняться перед ним я не собиралась. Во-первых, потому, что засранец — он засранец и есть, а во-вторых, я сильно сомневалась, что на следующее утро этот парень вообще вспомнит, кто я такая, не говоря уже о том, чтобы устраивать мне проблемы.Шестнадцатый этаж протянулся к соседнему корпусу стеклянным переходом, по нему мне и предстояло пройти. Сегодня, в отличие от вчерашней пасмурной тяжести, выглянуло солнце и небо расстелилось пронзительной осенней синевой, звенящей от прохлады. Деревья разбрасывались пригоршнями листьев, которые мгновенно убирали с газонов, а те, что на них оставались, алели пятнами.Кабинет дека
Не представляю, кто из нас больше выпал в осадок: декан или я.— Ньестер К’ярд, — определенно, в себя она пришла быстрее. — Что вы здесь делаете?— Услышал, что у моей хорошей знакомой неприятности, — на этих словах я чуть было не скатилась обратно в тот самый осадок, но перевесило чувство самосохранения, и я выпарилась в реальность. Обернувшись, споткнулась о насмешливый взгляд, в котором клубился подземный огонь. — И решил ее поддержать.— М-м-м… То есть вы утверждаете, что нисса Мэйс вам хорошо знакома и вы можете за нее поручиться?— Ага.Помимо насмешки в огне завелось что-то еще. Что-то еще, подсказывающее мне, что лучше прямо сейчас признаться декану, что все это фарс, что я вижу этого парня второй раз в жизни, но в моей жизни сейчас творился полный хидрец. Судя по глазам въерха, расслабленно глядящего поверх моего плеча на декана, он прекрасно это понимал. Судя по глазам дек
На этой мысли я вытряхнула себя в сторону, куда ушел К’ярд: часы показывали два больших деления и одно маленькое, которое стремительно сокращалось. До начала лекции оставалось чуть больше пятнадцати минут, а мне нужно было еще переодеться и добежать до аудитории.Поэтому я ускорила шаг, быстро спустилась в раздевалку (к счастью, никто из встретившихся по дороге больше не тыкал в меня пальцем), переоделась и влетела в аудиторию за пару секунд до звонка.— Ты где была? — прошептала Алетта одними губами.Мы с ней везде сидели вместе, и сейчас она сдвинулась в сторону, позволяя мне сесть.— Потом расскажу, — ответила так же шепотом.Преподавательница окинула меня оценивающим взглядом: коснувшись тапета, кивнула на доску, где высветилось ее имя, название курса: История Раверхарна, и краткие сведения по выпускным данным.— Всем доброго дня. Меня зовут Ильтана П’риар, и я буду преподавать вам курс углубленн
Если еще вчера чесались кулаки набить кому-то морду, то сегодня даже нудные лекции летели незаметно. Все потому, что вчера я сначала выпустил пар, разрезая волны, а затем придумал, как развлечься на выходных.Океан вообще не позволяет мыслей. Зазеваешься — и тебя захлестнет волной, а после поволочет на дно. Либо будешь тормозить башкой о песчаный берег, рискуя сломать шею. Поэтому укрощение океана — единственный способ выбросить все лишнее и ото всего этого освободиться. Злость на отца действительно отступила, но стоило оказаться на суше, память снова подкинула воспоминание о красноволосой девчонке. Вирна Мэйс будто отбойное течение затягивала под воду, утягивала в океан, и у меня не получалось перестать о ней думать. А как справиться с едховой обратной тягой? Конечно же, ей поддаться.Значит, нужно заполучить калейдоскопницу.Ха!Идея пришла в голову внезапно, но уже безумно мне нравилась.Ну а что? Почему я должен отказываться? Мэйс с