Когда вышла на улицу, то ли погода улучшилась, то ли сыграло роль то, что куртка хорошо прогрелась на печке и закуталась я на этот раз поосновательнее? В общем, ветер уже не казался таким уж ледяным и пронизывающим, солнышко будто даже пригревать немного стало и на душе потеплело.
Все эти разговоры со Степаном разбередили что-то в душе, но как ни странно вместо тоски по родным, я ощущала необъяснимое чувство напоминающее радость. Вот только чему радуюсь? Сама не понимаю. И ещё… Крутится в голове фамилия деда. Не даёт покоя. Что-то в ней знакомое. Но что? Не пойму. Не помню.
Возле нашего дома дорогу с утра ещё не чистили, и я шла, утопая по щиколотку, а иногда и глубже в рыхлом снегу. Иду, глазею по сторонам. Вроде гуляла не раз тут, а всё недосуг было приглядеться к соседним домам и их обитателям. Людей на улице не видно, в большинстве домов ставни закрыты, видимо эти участки принадлежали дачникам, не желающим зимой мёрзнуть в деревне. Где-то наоборот во дворах были расчищены тропинки, а из труб валил дым. И сразу видно, кто на новогодние праздники наведался, а кто постоянно здесь живёт: у одних тропки прочищены от дома к калитке только, у других целая паутинка их дорожек – к хозяйственному двору, сеновалу и прочим пристройкам.
Обещанного столпотворения возле магазина я не обнаружила и успела испугаться – не опоздала ли? Вдруг хлеб разобрать успели? Тут кстати дорога была расчищена. Дёрнула дверь, подспудно опасаясь, как бы не закрылся уже. Ан нет. Дверь гостеприимно распахнулась, и я очутилась в жарко натопленном, душном помещении битком набитом народом. Если здесь и был какой-то шум до моего появления, сейчас он стих и все присутствующие с интересом рассматривали мою скромную персону.
– Здравствуйте, – обращаясь ко всем сразу произношу. – Кто последний?
– Я, – ответила довольно габаритная тётенька, примостившаяся на низком подоконнике как на лавке.
Стою. Жарко, расстегнулась. И всё равно душно тут слишком, да ещё и взгляды эти изучающие смущают, но делать нечего, надо привыкать, теперь тут мой дом.
– Кажется, это одна из тех подружек, что к Федотовне приехали, – шепчет какая-то бабка.
– Да не-е-е… – отмахнулась от неё соседка по очереди. – Это к Степану гостья нагрянула.
– Какие у него гости могут быть? Он всех схоронил ужо, – вступила в разговор третья.
– Ну мало ль какая родня дальняя. Они ж как про наследство прослышат, так сразу слетаются будто мухи на мёд, – фыркнув выпалила одна из тёток даже не удосужившись говорить потише.
– Умолкни ты уже, Машка, – прикрикнула на неё продавщица. – Язык как помело, ей богу!
– А я чо? Я ж правду говорю, – обернувшись ко мне, заявила, как выяснилось обладательница какой-то безвозрастной рябой морды. На таких смотришь и не знаешь: толи двадцать ей, то ли пятьдесят. – Понаеду тут всякие… – уже тише проворчала она.
– Сама-то давно приехала? – не осталась в долгу продавщица, которая рябую судя по всему недолюбливала.
– Да уж лет десять назад, – отозвалась подстрекательница. – И я-то родная…
– Зато из Тмутаракань… – фыркнула сидящая на подоконнике «габаритная» женщина.
– Тебе-то какое дело, Люсь, откуда я? – тут же встала в позу забияка, никак не ожидавшая такого отпора со всех сторон.
– В чужом глазу соринку видишь, а в своём бревна не замечаешь, – отмахнулась моя нежданная заступница.
– Чего? Это ты что ль у меня бревно усмотрела? Где это, интересно мне знать? – вылупилась на тётку рябая.
– Вырвалась из глубинки, поближе к крупному городу и всех теперь по себе ровняешь, – хмыкнув отозвалась та, которую Люсей назвали. Потом глянула на меня, и добавила: – Не обращай на неё внимания. Зависть это бабская.
– И чегой-то мне ей завидовать? – продолжала распаляться рябая. – Видывала я таких!
– Каких? – не выдержала я, ощущая, что первый шок прошёл, а на его место приходит злость.
– А вот таких! – она кивнула в мою сторону. – То Степан никому, даже детям своим, не нужен был, а как их не стало и площадь в городе осталась, так эта пигалица на неё глаз и положила, – оглядывая собравшуюся толпу вещает рябая, да так будто меня тут и нет вовсе, а она истина в последней инстанции и глас божий.
Стою. Как рыбина рот разеваю и не знаю, что сказать?
– Поостыла б ты, Машка, – вновь попыталась утихомирить баламутку продавщица, от которой как раз в этот момент отошла обслуженная покупательница.
– А то что? – с вызовом воззрилась на неё рябая.
– А то! Никто не против, если девочку вне очереди обслужим? – поинтересовалась у собравшихся продавщица и со всех сторон послышались одобряющие такое решение отклики вперемежку с редким недовольным бурчанием. – Ну вот и чудно. Иди-ка сюда, – поманила она меня, а я аж растерялась.
– Как это так? – тут же попыталась преградить мне дорогу рябая. – Моя очередь! Потом хоть обпропускайтесь!
– Посторонилась бы ты, Мань? – подступила к ней, неведомо когда успевшая встать с подоконника и подойти к прилавку Люся. – Все готовы ждать и ты потерпишь. Нечего было к девочке лезть.
– А чего она…
– Чего она? – переспросила Люся. – Ты ж первая к ней прицепилась. Она тебе и слова не сказала ещё.
Меня тем временем бабульки стоявшие в очереди вперёд протолкнули. Уши горят. Ничего себе сходила в магазин! Страсти-то какие…
– Что нужно? – поинтересовалась продавщица, не обращающая больше внимания на едва ли не рвущих друг другу волосы баб.
– Три тёмных хлеба, один белый, батон, – говорю и тише добавляю: – И тест на беременность.
– Вот тебе и девочка, – съязвил кто-то.
– С последним помочь не смогу, – вздохнула продавщица. – Нету.
– Так ты ей марганцовки дай, – донеслось из-за спины.
Стою красная как рак и деваться некуда. Не бежать же прочь без хлеба? А тут юмористы, блин, собрались. И слух хороший, я ж едва слышно сказала, ан нет, услышали!
– Лучше йоду дай, – посоветовал ещё кто-то, и я аж обернулась, уставившись круглыми глазами на бабульку божьего одуванчика:
– Зачем? – спрашиваю, хотя наружу рвался другой вопрос: «Вы что издеваетесь?»
– Вот молодёжь пошла, – подкатила глазки к потолку бабулька. – Как деток стругать знают, а как проверить…
– Вы серьёзно? – растерянно пробормотала я. – Извините, просто не слышала про такое никогда. И что надо делать? – уточняю, понимая, что с ума сойду, если до города ждать придётся.
– Возьмёшь чистый белый лист бумаги, смочишь в моче. Потом капни на него йода, – терпеливо начинает объяснять бабка. – Если бумага станет синей, значит не беременная ты, а если сиреневой или фиолетовой – то готовь пелёнки.
– Он хорош-то хорош, баб Насть, – подала голос молчавшая до сих пор невысокая худенькая женщина, лет сорока пяти. – Вот только это не советский союз, сейчас состав бумаги разный может быть, а значит и результат.
– То-то я и говорю, – произнёс ещё кто-то. – Марганцовка нужна! Она что при союзе, что сейчас – та же.
– А с ней-то что делать? – не оборачиваясь, спрашиваю.
– Просто там всё, – отвечают. – Возьмёшь небольшую банку, ну как майонезную. Наберёшь тёплой воды, разведёшь в ней марганцовки, чтоб вода светло-розовой сделалась. Потом вольёшь туда немного утренней мочи. Если раствора посветлеет и станет светло-жёлтым, результат отрицательный, а если он не изменится и появятся хлопья в осадке – положительный. Такой вот тест. Только не везде говорят нынче марганец купить можно. Но у нас тут продают, да…
– А дайте ещё марганцовку, йод и… лист бумаги, – обращаюсь я к продавщице.
– Что решила прямо тут первый способ испытать? – заржал какой-то мужик за моей спиной, бабы на него зашикали тут же.
Продавщица тем временем вручила мне листок и ручку.
– Записать рецепты хочу, – спокойно отбрила я шутника.
– Ну тогда ещё один записывай, – удивила меня очутившаяся рядом рябая и я напряглась, ожидая подвоха.
– Утром в баночку пописай и капни туда йода. Если капля сразу расплывётся не беременна. А если останется на некоторое время целенькой, значит, беременна, – отвечает та.
– Двести восемьдесят семь рублей тридцать шесть копеек с тебя, – отвлекла меня от записей продавщица.
Рассчиталась я, сложила покупки в торбу. Отошла чуток в сторонку и под диктовку отзывчивых селянок записала все три рецепта.
– Ты не серчай, если что, – буркнула рябая. – Меня Машей зовут, – добавляет.
– Кира, – отвечаю я.
– Ну вот так бы давно, – смилостивилась продавщица. – Спасибо Люськ, что мозги ей вправила.
– А чего это…
– Чего брать-то будешь, баламутка? – перебила её продавщица, а я, громко сказав – «До свидания», поспешила убраться подальше.
Домой не шла, почти бежала. Во-первых, хотелось поскорее дома оказаться и испытать тот способ, что не из утренней мочи. Сейчас-то день уже, вернее полдень близится. А для проверок, наверное, как и на анализы нужна первая, на голодный желудок, а значит, до завтра терпеть надо.
– Уже вернулась? – удивился сидящий за столом дед, заслышав открывшуюся дверь. – Никак хлеб весь разобрали?
– Не-е-е… – протянула я, и начала выкладывать покупки.
– А это зачем? – воззрился он на медикаментозные бутыльки. – Болит что? Сказал бы, у меня есть настоечки на водке. Хорошие лечебные…
– Это… Проверять буду беременная или нет, – отвечаю.
– Я тебе и так скажу, что – да, – отмахнулся дедок. – Но коль не веришь, проверяй.
– А лист белой бумаги есть? – спрашиваю.
– Там, – решив не уточнять «зачем?», дед кивнул на комод. – В верхнем ящике.
Прошла к указанному месту, выбор бумаг оказался немалый: и «А4» для принтеров и в клеточку да линеечку – тетрадные, и простые слегка желтоватые, как из старых альбомов для рисования. Взяла два – принтерный и альбомный, для верности.
– Доброе утро, – пробурчала вывалившаяся из своей комнаты Надя.
– Ты хотела сказать день? – усмехнулась я.
Подруга бросила взгляд на настенные часы и лишь плечами пожала. А я… Скинула куртку и сапоги, помыла руки перед экспериментом, и… да, побежала в туалет: на бумажки писать и йодом на них капать.
Стоит ли говорить, что я жутко волновалась? Если неделю назад я бы в панике билась, увидев на тесте две полоски, то сейчас… Сейчас, выполнив требуемое, зажмурилась, боясь увидеть, что бумажка посинела. Стою. И не решаюсь глаза открыть. Как-то сроднилась уже с мыслью, что будет у меня малыш. Такой же умильный как в том сне. И ещё… Боязно, авось Степан детишек любит, вот и решил пригреть, посчитав будущей мамкой, а как оно сложится, если никакой беременности и в помине нет? Я ж уже мысленно всю свою жизнь перестроить успела… Вдохнула, выдохнула несколько раз поглубже, и… – Ви-и-и-и!!! – не выдержала я и прямо как была, с бумажкой в руке, так и выскочила из туалета. – Ты чего?! – подлетела ко мне встревоженная Надька. – Вот! – я гордо продемонстрировала два листика бумаги, один сиреневый, другой насыщенно фиолетовый. – И что? – не поняла подруга. – Это такой деревенский тест на беременность, – пояснила я. – А результат-то что этот
Выходила я за калитку дрожа как осиновый лист. Анька порывалась меня проводить, хотя и сама боялась не меньше моего, но Клавдия Федотовна её не пустила, сказав, что ей помощь потребуется. Ну а к вечеру обещали наведаться к нам со Степаном в гости. Как я не тряслась, а до дома добралась слава богу без приключений на свою пятую точку. Хотя до последнего не верила, что бабкины слова убедят Леонида и он отступится от идеи принудить меня на аборт. – Ну как сходила? – поинтересовался с порога Степан. Я лишь плечами неопределённо пожала, ну не рассказывать же ему всё опять? Мою невесёлую с некоторых пор жизнь он принял, но вряд ли его впечатлит история моей связи с Леонидом, а врать не хочется. Благо дед настаивать и расспрашивать не стал, удовлетворившись тем, что его ненаглядная Клавка в гости придёт. Заслыхав эту новость он вообще кажется обо всём позабыл, пошарил взглядом по комнате, будто проверяя всё ли в порядке, но тут уж не придерёшься, не зря ж я всё буква
Стоило ли сомневаться в том, что само Рождество я просплю? Так и вышло. Нет, несколько раз меня поднимали с постели. Сначала Надька самым жестоким образом выдернула меня из забытья. У меня всё плыло перед глазами, звуки доносились словно сквозь слой воды, и совершенно не удавалось удержать тело вертикальном, пусть даже в сидячем положении – просто-напросто сползала обратно на кровать, глаза сами собой закрывались и, я самым наглым образом начинала посапывать. Но подругу это не слишком смущало, ей не терпелось поделиться впечатлениями от ночной гулянки. До поры до времени не смущало… – Ладно, спи, – немного обиженно произнесла эта садистка и вышла из комнаты. – Сплю… – пробормотала я, с облегчением падая на подушку, после очередной не очень-то успешной попытки сесть. – Подъём, лежебока! – заявила казалось тут же ворвавшаяся в комнату Аня. – Одевайся. Едем в церковь, – непререкаемым тоном известила она. Зная Аню, спорить было бесполезно, проще с
Да уж, кто бы мне сказал ещё недавно, что я стану обладательницей квартиры, не уступающей по размере папиной, не в жизни бы не поверила. А вот же, как оно бывает. Две комнаты выходили прямо из холл-прихожей, туда я лишь мельком заглянула. Иду по просторному длинному коридору, озираюсь по сторонам. Здесь имеются ещё две двери в комнаты, одна окнами выходит на улицу Рубинштейна, вторая во двор. Дальше коридорчик поворачивает, с одной стороны дверь в просторную, метров двадцати кухню, а дальше в туалет и опять же немалых размеров ванную. Прикинула я сколько тут квартплата стоит, и сколько убираться надо и пригорюнилась – непосильно это для простой студентки, неужели Степан этого не понимает? Ну да ладно, в конце концов, зачем нам с Анькой четыре комнаты? Можно парочку сдать, вот и будем с этих денег коммунальные услуги оплачивать. – Ты проходи, проходи, – тем временем заманивает меня на кухню дед. – Комнату выбрать ещё успеешь, – говорит. – Вот, – показывает взглядом на
– Нет, ну правда? – никак не успокаивалась Аня. – Вдруг там в пору репрессий припрятали сокровища? – Если бы и так, – усмехнулась я, поражаясь проницательности подруги. – Там всё сто раз переделывали, и если что-то когда-то и было, то давно уже нашли. – А вдруг – нет? – Не знаю, – пожала плечами я. – Надо будет спросить у деда, – говорю, думая о том, позволит ли он посвятить Аньку в семейную тайну? Хотя… – Да и какая разница, Ань? Даже если там что-то и было. Не будем же мы вламываться к Леониду в гости. Или ты так по нему скучаешь? Подругу аж передёрнуло от этих слов. – Скажешь тоже, – фыркнула она. – Но он там не постоянно, а наездами. В остальное время в особняке только охрана и изредка приходящая не болтливая прислуга. – Предлагаешь, как американским «котикам» незаметно миновать охрану и разобрать всё здание по кирпичам? – Ну зачем же так грубо? – усмехнулась она. – На протяжении последних лет, я была частым гостем в этом д
Не успели чаю попить, и опять я одеваю куртку, а в голове мысль: офигеть, иду на бал! Ну прям гибрид Золушки и колобка, ей богу. Я от мачехи ушла и от блондинистого злодея тоже, ну а теперь можно и на бал, а Степан – моя крёстная фея, или это Анька – фея недоучка? Не суть… Улица встретила солнышком. Джип бодро донёс нас до ателье. Внутри заведения было сюрреалистично красочно, холл был украшен странными картинами из пёстрой таки, ци не то что тепло, а даже душно. Нас встретила улыбчивая молодящаяся женщина лет пятидесяти: – Николай Васильевич? – уточнила она сверяясь с данными в планшете, и заметив утвердительный кивок распорядилась: – Елена, Станислав, помогите нашим гостям сделать выбор. И нас в буквальном смысле слова взяли в оборот: сначала показывали варианты нарядов, масок, головных уборов и прочих аксессуаров, потом снимали мерки, демонстрировали ткани, делали какие-то дополнительные замеры. Сначала мне это безумно нравилось, затем начало утомлять и по
Остаток дня со мной никто не разговаривал: ни Степан, ни Анька. Вот даже обидно – у них что совсем крышу сорвало на этом Николае? Ну да, человек он хороший, но этого ведь мало! Почему их не волнует тот факт, что я не испытываю к нему никак чувств? Втемяшили себе в голову, что он для меня идеальная пара и всё тут. Утром Степан увидев меня, не по годам прытко и конечно же молча прошмыгнул мимо, закрывшись в своей комнате. Ну и ладно. Пусть немного подуется, может поймёт, что не прав? Анька вышла тоже вся насупившаяся, будто я у неё жениха увела, а не отвергла ухаживания общего знакомого. Кофе пили в тишине и это уже начинало напрягать. Так же молча оделись, и прихватив сумки вышли на улицу. Небо затянуто серыми тяжёлыми тучами, сыро, промозгло, на асфальте не снежинки, будто не зима на дворе, а поздняя осень, и настроение под стать погоде. – Девчонки! – уже почти возле самого универа подлетела к нам сияющая будто начищенный медяк Надька, и вклинившись между нам
Аня томила меня до того момента, пока не принесли весь наш заказ, включая горячее. А потом… Потом она налила себе полбокала коньяка, выпила залпом всё до дна, закусила и начала свой рассказ. Я и не догадывалась, что в ней дремлет такой талант, но на протяжении следующих пары часов я забыла кто я, что я и где, мне казалось я была ею, но лет этак назад, ощущала то, что чувствовала подруга в тот момент, все её переживания, радости и горечи стали моими… – Это был самый грустный День Рождения в моей не такой и долгой жизни. И дело не в том, что в этом году его не собирались справлять, беда в том, что он пришёлся ровно на сороковой день со дня моей мамы. Вместо посиделок за столом с немногочисленными подружками, и неизменным тортиком, мы с бабушкой оделись во всё чёрное, повязали волосы платками и собрались идти на кладбище, – грустно улыбаясь начала вещать она, и мне показалось что я уплываю из этой реальности в её прошлое. *** Погода была под стать настроению: