Гроза не дождалась ночи и разразилась незадолго да заката. В одночасье небо потемнело, ранние сумерки накрыли мир. Загрохотали отдалённые раскаты грома. А потом ливень хлынул стеной, раскалённые добела кривые дуги молний разорвали чернильную завесу туч. Яростный ветер забился в окна, оглушительные удары грома сотрясли древние стены Орсевилона. Буйство стихии потрясало воображение, и Настя, как когда-то в детстве, любовалась из окна неистовством природы, восхищаясь и пугаясь одновременно. Стихла гроза также стремительно, как и началась. Раскаты грома становились тише, уползая за край горизонта, пока их свирепое рычание вовсе не смолкло.
И к тому времени, когда все собрались на ужин, за окнами шумел монотонно обычный тёплый летний дождь. Серебристые ручейки скатывались по стёклам. В камине танцевало весёлое пламя. Треск огня, сливаясь с шёпотом дождя, наполнял обеденный зал особым домашним теплом, уютным и мягким, как любимый плед.
Вилирэн ан Тануил вплыла в комнату в со
Сказания Побережья Серые следы на сером снегу.Сбитые с камней имена.Я много лет был в долгу -Мне забыли сказать,Что долг заплачен сполна.Пахнет застарелой бедой,Солнцу не пробиться в глубину этих глаз.Теперь мне всё равно,Что спрятано под тёмной водой…Едва ли я вернусь сюда ещё один раз!Есть одно слово,Которое сложно сказать,Но скажи его раз, и железная клетка пуста!Останется ночь, останется снежная степь,Молчащее небо и северная звезда.Борис Гребенщиков– Миледи! Мужчины вернулись! – служанка, влетевшая в комнату, от волнения даже забыла постучать и поклониться.– Милорд Форсальд? – Ольвин вскочила, отшвырнув золотое ожерелье, что так и не успела надеть.– Сам! Во главе едет! На белой лошади, как король
– Слушай меня внимательно! Запоминай! Дважды повторять не стану, – с порога заявила Старая волчица. – Отныне есть будешь только то, что я лично тебе принесу! И пить тоже, разумеется! Дверь в комнату запирай изнутри, особенно на ночь! Открывай только милорду и мне! Слышишь? Никому больше! По замку одна не броди! Если вдруг кто тебе велит идти куда-то, позовёт с собой, прикажет – отправляй всех подальше! Всё ясно тебе?– Что случилось? – Анладэль смотрела на свою надзирательницу в полнейшем недоумении.– Ничего не случилось! И не случится. Уж я об этом позабочусь! Я ей не позволю, нет! Будь спокойна! Ишь, чего удумала! Покуда я жива, не допущу!– Рита, я не понимаю!– А тебе и не надо! Делай, как я велела! Больше от тебя и не надобно!– Если уж начала, то договаривай! Я должна понимать… Должна знать, чего опасаться!–А то ты не понимаешь! – всплеснула руками Старая
Дверь приоткрылась со скрипом, и в проёме возник высокий сухопарый силуэт Риты. Старая волчица в одной руке сжимала лампаду, в другой глиняное блюдо, на плече у неё было наброшено шерстяное одеяло.– Я принесла поесть. Вы голодные, наверное? Уже день на дворе, – сказала она негромко, неуклюже опускаясь подле сидящих на полу лэмаяри и мальчика. – И вот ещё постелить – камни, небось, ледяные!– Убирайся! И подачки свои забери! – не глядя на неё, глухо отозвалась Анладэль.– А ты не строй из себя гордую! Сама не станешь, пусть Кайл съест. Держи, сынок!У мальчика в животе заурчало так предательски громко, что Рита не могла не услышать. Он посмотрел голодными глазами на то, что принесла старая рабыня, но не шелохнулся. Рита теперь была врагом, а брать хлеб из рук врага нельзя, даже если очень хочется.– Ну, как хотите! Я оставлю, потом съедите.Она помолчала, поднялась на ноги, постояла немного.
– Милости просим! Милости просим! Вот уж порадовали! Проходите скорее к камину, милорд! – без умолку приговаривала пожилая добродушная служанка, встретившая их на пороге.Она была пышнотелая и круглолицая, в испачканном мукой переднике, и шла, смешно переваливаясь с ноги на ногу, отчего напоминала упитанную домашнюю утку.– Озябли, небось, милорд Форсальд? Погода нынче – хуже некуда! Такая пурга! Я даже ставни велела позакрывать. Ну, ничего, сейчас я вас чаем отогрею! Или, может, горячего вина подать?– Не так уж мы и замёрзли, Шэрми! Не суетись! Впрочем, от вина не откажусь, – Форсальд застыл у огромного камина, отогревая руки. – А где милорд Ратур?– Да в оружейной сегодня засел с самого утра… Даже к обеду не спускался! Я уже послала за ним. Сейчас идёт! Вы пока располагайтесь! Это сынок Ваш? Снимай плащ, дитя! Да иди поближе к огню!Кайл, промёрзший
Но Келэйя вернулась…Только это была уже совсем иная Кея.Я называл её «золотой» за янтарный цвет глаз и солнечное сияние, что окружало её, что исходило от её светлой улыбки. Та, что вернулась из Солрунга, тоже была золотой, но потому, что разодета была не хуже королевы. Новое платье, сшитое из сияющего всеми цветами мартикана и парчового жокрета, горело как солнце на закате. Браслеты на руках широкие, как наручи доспехов, гривна вокруг тонкой шеи такая массивная, что впору согнуться под этакой тяжестью. Но она несла себя гордо. Истинная миледи! Ничего не осталось в этой юной знатной даме от прежней озорницы.И всё-таки это была моя любимая «королевна Келэйя», и я бросился к ней, едва завидел в воротах, обнял, закружил, и она рассмеялась радостно и обняла меня в ответ.И лишь потом, встав обеими ногами на твёрдую землю, бросила чуть насмешливо:– Кайл, где твои манеры? Миледи надо руку целовать! Ведь я – м
– И она вышла замуж за этого Шеали? – спросила Настя, вглядываясь в освещённое всполохами камина лицо Северянина, такое красивое, утончённое, грустное, манящее…– Вышла, – кивнул тот с печальной улыбкой, продолжая отрешённо смотреть в огонь.– И ты её не остановил?– Даже не попытался! – полукровка посмотрел Романовой в глаза. – Не хватило смелости.– Но… ты должен был! Просто сказать, что любишь… И она отказалась бы от этого брака! Ты мог её удержать! – воскликнула девушка, не веря своим ушам.– Может быть, – Кайл виновато пожал плечами. – Но я струсил. Я не сделал ничего! И предпочёл остаться наедине со своим разбитым сердцем, зализывать раны подальше от светящейся от счастья Келэйи и её заносчивого жениха, который теперь стал частым гостем Эруарда. А после свадьбы и вовсе перебрался в замок.– Но как же ты всё это пер
Багровые ручейки торопливо прокладывали свой путь, разбегались по белому савану снега, вырисовывали затейливый узор. На фоне этого алого пятна лицо отца казалось почти прозрачным, и кровавые росчерки горели на нём как рубины. А дальше… жуткая кровавая мешанина. Не поймёшь где плоть, где одежда, где кости.Кайл замер растерянно, не зная, чем помочь, что сделать. Он никогда прежде не видел столько крови сразу. Он никогда прежде не ощущал себя столь беспомощным и никчёмным. Парень нерешительно дотронулся до руки своего милорда, посиневшие пальцы Ратура медленно сжались в кулак, дрогнули веки, тёмные глаза сверкнули на обескровленном лице.– Сейчас, я сейчас! – зашептал торопливо юноша, наклоняясь над раненым.Но что он мог сделать? Перевязать раны, остановить кровь…А если кровь всюду, и тело превратилось в одну огромную смертельную рану? Что делать тогда?Кайл поспешно скинул свою куртку, бережно укрыл ею изувеченного хозяин
– Замёрз? – заботливо спросила Шэрми.Кайл швырнул к печи большую охапку хвороста, только что принесённую с улицы, подбросил несколько поленьев и протянул озябшие руки, впитывая уютный жар открытого огня.Вообще-то дрова не были его заботой…Не были и раньше, а уж теперь подавно!На Солнцестояние (а в этом году праздник прошёл незаметно и тихо, ибо весь замок хранил траур) Талвар принёс и отдал юноше обещанную Ратуром вольную, и теперь никто не посмел бы назвать его рабом. Это был лучший подарок в жизни Кайла! Но вовсе не потому, что теперь он обрёл желанную свободу! Сама вольная, написанная рукой отца, казалась бесценной.Весь вечер Кайл рассматривал красивые ровные строчки, выведенные знакомым твёрдым почерком, любовался завитками в филигранной подписи «Ратур ар Эрамир», время от времени стирая непрошеные слёзы. Словно на миг отец снова вернулся к нему. Пойди сейчас в библиотеку и застанешь его там, с книгой в руках