Глава 49

– Ты изменилась, Элисон, – его голос прозвучал нежно. Мне отчаянно захотелось не спорить, а целоваться. – Когда ты стала такой мудрой?

– Знал бы ты, сколько я об этом думала. Все мозги продумала. Вот чувствую, что-то неправильно, а понять что именно – не могу.

– Хорошо, ты права, – неожиданно сдался фэйри. А я уже не надеялась его уговорить.

Он встал передо мной на одно колено, словно я должна была посвятить его в рыцари, взял в каждую руку по клинку и скрестил их на груди:

– Я, Рэндольф леан Фианнамайл, из клана Танцующих-с-Ветром, Мастер меча…

Мне захотелось извиниться. Только что я была такая суровая, такая сильная, а стоило настоять на своем, как почувствовала себя виноватой.

– … да будет тому залогом моя сила, а свидетелем меч и ветер, – он поглядел на меня. – Все, как ты хотела, Элисон.

– Ты вправду выживешь?

– Я сделаю все, что будет в моих силах.

И тогда он, наконец, встал и обнял меня. С тихим стоном ткнулся лбом мне в плечо:

– Никогда больше не делай так. Пожалуйста.

– Никогда больше не смей умирать раньше смерти, – я не выдержала и все-таки заплакала. Рэндольф превращает меня в ужасную плаксу.

А потом как-то само собой получилось, что наши губы встретились. От первого же поцелуя перехватило дыхание, показалось, что кровь разом превратилась в смесь жидкого огня и похоти. Мы стояли, тиская друг друга в объятиях, и я умирала от желания.

– Хммм… извините, что прерываю, – голосок Фэй выражал что угодно – ехидство, зависть, одобрение, но только не намерение действительно извиниться. – Может, вы продолжите в палатке? А то нам очень неудобно делать вид, что мы вас не видим.

* * *

Мы любили друг друга. Потом я долго, взахлеб, говорила, пытаясь рассказать ему все-все, что вместил этот месяц. И про своих новых друзей. От переносной печки тек жар по палатке. Я прикасалась к Рэндольфу, не веря до конца, что вот он – здесь и живой. Как-то уже смирилась с тем, что мы больше не увидимся.

Потом слова кончились, и мы снова любили друг друга и я вскрикивала, не в силах сдержаться, а потом краснела, вспоминая, что тонкая ткань палатки не держит криков.

– Расскажи, что было с тобой за этот месяц, – попросила я фэйри.

Он помолчал:

– Я искал тебя. Я волновался.

– Прости.

– Уже простил.

– А где ты был?

– Возвращался в Рондомион. Был в Сэнтшеме. Искал тебя везде. Расспрашивал людей и фэйри. В Братсмуте узнал, что ты путешествуешь с труппой. Дальше было просто.

Я ойкнула и почувствовала себя страшно виноватой.

– А люди не замечали тебя… ну, что ты… из-за глаз?

– Иногда.

Мне показалось, он не хочет об этом говорить.

– Ты сказал, что чувствовал, когда я играла на флейте. Это правда?

– Да, – улыбка осветила его лицо. – Даже слышал иногда. Это было прекрасно.

Я достала чехол с инструментом. В палатке стояли густые сумерки, но мне и не нужен был свет. Пальцы собрали ее на ощупь, по памяти.

Дерево трепетало в руках, по нему бежали золотистые искры. Не помню, чтобы раньше флейта так вела себя. Даже боязно было играть, казалось, стоит выдохнуть и звуком снесет половину лагеря.

– Сыграй! – голос Рэндольфа показался мне почти умоляющим. – Не бойся, мы тихо.

Я прижалась к ней губами, в воздух полилось что-то бесконечно печальное и нежное. И снова пришли образы. Дорога, трактиры, вереницы лиц, рож и харь. Звон клинков, сражения, кровь на песке, снова зимний тракт. Тревога, отчаяние, надежда...

Руки фэйри обняли меня сзади, он коснулся губами шеи. Я откинулась, устраиваясь в его объятиях. Печаль покидала музыку, а нежность оставалась, и все вокруг тонуло в ней. Я вдруг со стороны увидела свой танец с Паоло. Только вместо меня танцевала ослепительная рыжеволосая богиня, лишь смутно похожая на заурядное отражение, что я ежедневно видела в зеркале.

Я оторвалась от флейты, догадываясь, что будет дальше.

– Рэндольф, это ты делаешь? Это твоя музыка?

– Чейнадх – это я, Элисон. В нем часть моей души.

– Ох… – я изумленно замолчала, не зная, как реагировать на такое признание. Прижалась к флейте щекой. – Значит, мне не мерещилось, что все это время ты был рядом! А ты можешь сыграть?

– Лучше не надо.

Я не стала настаивать, все еще огорошенная полученным признанием.

– Как же так получилось? Ты специально это сделал?

– Можно сказать и так, – его голос был задумчив. – Это случилось давно, когда я только начинал службу князю Церы. Я был горд, впечатлителен и несдержан на язык. Князь потратил много сил, чтобы научить меня молчанию, бесстрастности и покорности. Тогда все несказанные слова обрели свое убежище здесь, – его пальцы легли на флейту поверх моих. – Я редко играю. Слишком много сожалений рождается каждый раз, когда беру чейнадх в руки.

Я возмущенно зашипела. Рэндольф всегда отзывался о своем князе без особой приязни, но с неизменным уважением, и мне казалось, что тот неплохой правитель. Нынешняя откровенность фэйри вызывала жгучее негодование.

– Как ты мог служить ему после такого?

– Он мой князь. Я дал клятву.

– Почему ты вообще оказался в услужении у князя Церы? И разве нельзя было вернуться домой?

Рэндольф вздохнул:

– Мне было немногим более двенадцати лет, когда случился выброс инферно. Мы с Террансом оказались в эпицентре. Он лишился тела. Я… меня закинуло в Церу. В Церу двумястами годами ранее. Я был ничего толком не умевшим самонадеянным мальчишкой с амбициями будущего главы клана. И в одночасье стал никем. Даже не изгнанником. Просто никем, для которого нигде не существовало места. Князь Церы принял меня, хотя мог бы зарезать, и никто не сказал бы в его адрес дурного слова. Но он увидел в куске сырого железа заготовку для будущего клинка и отдал приблудыша на воспитание мастеру Мечей, чтобы тот продолжил образование, которое я начал получать на родине. Так я стал клинком правителя Церы. Мой долг перед ним давал князю право делать то, что он делал.

– А что он делал?

– Тебе не нужно знать подробностей.

– Ты даже не представляешь, как ужасно это звучит, – прошептала я, прижимаясь к фэйри. – Я уже его ненавижу.

– Зря. Князь – жесток и безжалостен, но справедлив. Его уроки сделали меня таким, какой есть. И он никогда не заставлял меня идти против моей чести.

Да уж, хороша характеристика. Я подумала, что знаю, почему шрамы на спине Рэндольфа больше походили на отметины от кнута, чем меча или шпаги.

– Прости, что играла без спросу. Я не знала. Мне никто не объяснил.

Он оставил цепочку поцелуев на моей шее, подобрался к уху и прошептал:

– Ты даже не представляешь, насколько мне приятно, когда ты это делаешь.