Я села обратно на стул, лихорадочно думая, что же делать? Есть ли шанс найти на постоялом дворе извозчика, который согласится отвести девушку ночью в тюрьму? Может быть, но я по-прежнему не могла придумать, что делать дальше. Бродить под стенами, как неприкаянная душа? Девы, дайте ответ!
— Да, запрягай, — сказал возвратившийся в лавку кожевенник. Взгляд мужчины обрел хоть какое-то подобие нормального. — Я отвезу леди в острог.— Дядька Ули, — застонал парень.— Молчать, — прохрипел тот и уже мне скомандовал. — Идем, пока я не передумал.Я торопливо натянула сапоги, даже не обратив внимания на цвет. Они оказались чуть велики и немного болтались, но сейчас это казалось мелочью. Обулась и бросилась следом за кожевенником в подсобку, очень боясь, что мужчина передумает или упадет на ближайший тюк с обрезками и заснет, забыв, что и кому пообещал.— Леди, — остановил меня возмущенный крик. Войт выразитель— Правой стороны? Почему? — переспросила я, но старик уже шел обратно, и, что характерно, отсутствие лампы ему нисколько не мешало.Последняя камера была такой же темной, как и предпоследняя, как и предпредпоследняя, и еще десять до нее. Пахло прелой соломой и плесенью. Я подняла лампу выше. Темнота. Оглянулась. Напротив точно такой же каменный мешок, отделенный от коридора решеткой. И где Крис? Может, тюремщик коридор перепутал? Или мы с Ули — тюрьму?— Не верю своим глазам! — раздался знакомый голос, и я едва не подпрыгнула на месте. Тьма в камере по левую руку шевельнулась, в круг света вышел Оуэн. Усталый, бледный, со смертельным рисунком коросты на шее, но самое главное — живой.— Крис! — закричала я и поставила, вернее, почти бросила лампу на пол. Круг света сполз на грудь барона, снова погрузил лицо в тень. — Нашла тебя! — чувствуя облегчение, я схватилась за прутья решетки. Все-таки получилось. Получи
— Значит, сейчас будет порох. Отойди, — скомандовал Оуэн и уточнил. — Замок или петли?— Замок.Он ударил сапогом по запору, а я тихо добавила:— И петли.Решетка вылетела с третьего удара. Крис вышел в коридор, схватил меня за руку и отрывисто бросил:— Идем.— К-куда?— К этому твоему тиэровцу.— Он не мой, — пробормотала я, чувствуя тепло руки Криса. — Зачем? Давай просто убежим. И снова будем искать противоядие.— Отличная идея, а если не найдем? — издевательски спросил рыцарь и потащил меня за собой по коридору.— Эй! — раздался голос за спиной. — А мне помочь никто не хочет?— Нет, — не оборачиваясь, ответил Оуэн и ускорил шаг.Я не знала, сколько здесь камер, и сколько из них занимали постояльцы, но точно больше десятка. В темноте все казались одинаковыми. Один раз тьма справа шевельнулась, в другой за спиной р
Я почувствовала тепло и открыла глаза. Огонь весело танцевал в очаге. Кто-то накрыл меня мягким вязаным покрывалом, пахло травами и киниловым вареньем. Знакомый с детства запах успокаивал и рождал чувство защищенности.Комната тоже была смутно знакомой — широкий стол, склянки, пробирки, горелка, улетающий к висящей на стене фотографии дымок. Я не могла разглядеть запечатленных на фото лиц, но знала, что одно мне точно знакомо.Над увеличительным стеклом линзоскопа склонились двое: темноволосый Оуэн и светловолосый Линок. Травник напомнил мне железнорукого, хотя не был настолько белесым, как тот. Линок был просто блондином, а железнорукий — полностью бесцветным, то есть абсолютно, словно дорогая бумага Крильской мануфактуры — такими же белоснежными выглядели его брови и ресницы. У нас в Кленовом Саду молочница Аулька была такой же бело-седой. Матушкин целитель даже как-то называл это феномен, но сейчас я уже и не помнила, как. Тогда коса какой-то селянки н
С деревянных мостков в ледяную воду чаши, осенив себя знаком богинь, нырнул мужчина в белой льняной рубахе. Раздались возгласы одобрения. Снова зазвенел трамвай, вагон вновь отправился по маршруту. На подножках толкались мальчишки. Теперь пахло сладостями: мочеными яблоками и карамелью. Стрелка часов на башне ратуши передвинулась на одно деление. В другое время я услышала бы механический скрежет, но сейчас из-за гомона толпы ее ход был беззвучным. Половина двенадцатого, до встречи еще четверть часа.— А если железнорукий не придет? Если он решил убраться обратно в свою Тиэру, или богини покарали его молниями?— Это было бы очень не ко времени, и надеюсь, богини это понимают, — хохотнул Крис. — А что касается Тиэры… так он не оттуда, и убираться ему некуда.— Откуда ты знаешь? — удивилась я. — Его рука — это же запрещенная магия, вернее…— Рука — это всего лишь механизм, а не билет с экспрес
— Не шевелись, — ласково попросил он меня, касаясь губами уха. Сердце скакнуло к горлу и забилось, как сумасшедшее. Огонь в уличных фонариках колыхался, словно живой, в бок тут же уперлось что-то твердое. — Ты знаешь, что у меня там, и что я могу сделать. — Ближайший фонарик полыхнул. Вырвавшееся из-под контроля пламя лизнуло бумажную стену, какая-то девочка запрыгала на одной ножке, показывая пальцем на фонарик, который на миг превратился в маленький факел. — Ты можешь выпустить свой огонь, девка змеиного рода, а я выпущу лезвия. И мы посоревнуемся, у кого быстрее получится. — Я повернулась и увидела перед собой белобрысого, его белое лицо, брови, ресницы и кривящиеся губы. Он все еще был напуган, но боялся отнюдь не меня и не моего пламени. Я кивнула, мысленно обхватила руками огонь, уговаривая его подождать. Бумага фонарика прогорела, на снег полетели жирные хлопья. — Умница, а теперь мы с тобой аккуратно пойдем дальше, как старые добрые
Мисс Ильяна учила нас справляться с неконтролируемыми выплесками магии, а мой выплеск — это как раз огонь. Меня она учила обращаться к воде. Пусть это не магия, пусть это чужое пламя, но это пламя. Кто сказал, что я не могу поступить так же?Белобрысый в очередной раз дернул меня назад, но прежде я успела раздавить пузырек на поясе. «Сухой воды» было слишком мало, чтобы погасить этот огонь, а вот четверти склянки с «семенами пустоты» даже чересчур много. Попадая на предмет, они образуют внутри пустоты. Ничего впечатляющего. Но тем самым «семена» разрушают материю изнутри. А я всего лишь задала изменениям правильное направление. В этом суть магии: все, что есть, создали богини, а колдуны всего лишь капсюли, что передают энергию зарядам.«Семена» осели на стене чаши ровно в тот момент, когда огонь пробудился к жизни. Изменения коснулись камня, внося в его структуру хаос. Чаша загудела и треснула, первая струйка воды окрас
Как объяснить «не магу» то, что в тебя вбивают с того момента, как просыпается сила? Кожа — это почти жизнь, она всего на одну ступеньку не доходит до запрета богинь. Кожа — это не трава, не хлопок, даже не мед или молоко… Кожа — это животное. К счастью, мертвое. Коэффициент изменяемости — условный ноль. Условный, потому что кожу можно изменить, но только самым-самым лучшим магам, самым опытным, тем, кто никогда не переступит запрет богинь. Будь иначе, магические мастерские давно бы вытеснили кожевенные.— Ну, — поторопил меня мужчина, железная культя прижалась к боку сильнее.— Не… не могу, — я снова коснулась сферы. Про компоненты на поясе придется забыть. По крайней мере, на время. Нужно что-то придумать, причем срочно, иначе…— Не можешь? Или не хочешь, графиня?— Не могу и не хочу, — твердо ответила я, стягивая изменения внутрь сферы, что дал мне травник.
Я не стала дожидаться развязки, просто не могла позволить себе такой роскоши. Перехватила инъектор и ринулась вперед вопреки словам железнорукого и вопреки собственному желанию. Нынешний праздник Рождения Дев запомнится мне надолго. И не только мне.Ринулась совсем не как леди — поползла. Неэлегантно, на четвереньках. Не от гвардейца, а к нему. Вернее, к двум распластанным в снежной каше мужчинам. Лед колол руки, чулки набрякли от воды, кожа зудела, шея ныла, сердце билось, инструментариум казался тяжелым, а я сама себе неповоротливой клушей… Девы!Наконец-то зазвонил тревожный колокол. Сначала один, потом второй. Линок упал ближе. Я схватила его за руку, кожа казалось холодной. Как у покойника, — шепнул внутренний голос. Я выщелкнула тонкое шило.Железнорукий снова взвыл, и моя рука, как по команде, замерла. Словно только этого и ждала. Ждала, чтобы кто-то остановил меня.А ведь противоядия так мало! — пришла непрошенная мысль. — К