ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Если Господь сказал: «Будет жить!» — то медицина бессильна…

Георг

Я проснулся.

У себя в кабинете.

Опять сон? Сейчас набежит толпа, и дикая непереносимая реальность вернется с гиканьем и издевательствами ошалевших от безнаказанности и собственной власти ублюдков. Перед глазами вновь стали смерти моих людей. Особенно Ежика. Я со стоном выдохнул и закрыл глаза. Опять…

Тело давно переставшее чувствовать как боль, так и издевательства, сильно болело. Сейчас очнусь в той хижине…

Но зрение опять и опять возвращало меня в мой кабинет, где я просыпался сотни раз, наблюдая, как зарождается и ползет по побелке потолка небольшая трещина.

Видения? Глюк? Выверт подсознания? Сейчас надо мной вновь склонится мутноглазый главарь банды, что схватила меня, и, веселясь, вскроет закрывшуюся за ночь рану на горле…

Открыл глаза. Нет, это мой кабинет. Прищурившись, глянул вниз, где в предплечье что-то торчало. Приклеенная игла для переливаний.

Игла? Я уставил