Глава 21. Койра

Со ступенек экипажа в жижу оттаявшего к полудню снега бухнулись обтянутые замшевыми крагами ботинки маркиза, кавалерийские сапоги Шарапы и бархатные туфли Брехтова. Последний, почувствовав потоки холодной грязи, хлынувшие под длинные форменные брюки, досадливо оттянул накрахмаленный шейный платок.

– И что мы собираемся делать в этой глуши, если не выкопать мне могилу? – спросил он.

Де Конн подмигнул.

– Могилу, да не вам, сударь! Михайло, попытайтесь не высовываться на дорогу, чтобы никто о нашем присутствии здесь ни духу, ни слуху.

Они остановились на опушке леса, плотного и недружелюбного. По описанию Емельяна, справа должен был располагаться острог. Если бы не темная слава этих мест, то дорога в пансион через него была бы удобнее – короче нынешней.

– День ныне недолог, скоро стемнеет, – сказал маркиз, подвешивая на себя широкую саблю и дюжину даг, – а я люблю незамедлительно наносить ответный визит тем, кто смеет напасть на меня или моих людей.

– В таком случае нам следует поторопиться, – заключил следователь и покачал головой. – Боже мой, во что я себя втянул!

Брехтов взялся тащить штуцеры с патронной сумкой, карабины и пистолеты. Его мягкие туфли не позволяли ему разбежаться по болотистым местам, и он заметно отстал. Де Конн с Шарапой быстро и бесшумно исчезли в гуще леса. Как охотники на травле дерзкого зверя, они были напряжены и вдвойне внимательны. Через четверть часа их носы почувствовали запах картофельно-грибного варева. Они вышли на поросшую борщевиком и пыреем пустошь, посреди которой мрачно возвышался острог. Де Конн приказал Шарапе обойти его с другой стороны, влезть на стену, усмирить стражей и подать звуковой сигнал кукушкой по исполнении приказа. Тот кивнул и исчез в зарослях.

Маркиз прошел по краю леса, примыкавшего к частоколу острога. Высокий вертикальный тын ограничивал неправильный прямоугольник длиной сажень в двадцать, с глухими башнями по углам. Ворота в острог представляли собой двухъярусное сооружение, квадратное, с выступающим вперед навесом. За тыном виднелся купол деревянной церкви, слышался лай множества собак, но дым струился только из одной трубы. Шарапа это тоже заметил. Учитывая размер острога, обогреваемый дом должен был иметь саженей пять в длину, не более. То есть количество людей, живших в крепости, можно ограничить до десяти-пятнадцати. Часть из них должна была находиться на стенах. Шарапа всегда брался за охранников подобных мест. Маркиз мог взяться за тех, кто пребывал в доме.

На стены, срубленные из цельных бревен, залезть довольно просто при определенной сноровке и умении пользоваться крепкими дагами. Шарапа всаживал их по самые тульи в зазоры между ветхими бревнами так, чтобы, как по лестнице, добраться до верхнего края частокола. Подтянулся, перегнулся, глянул вниз. Под стеной – амбар. Тесный острог состоял из нескольких казенных домов без сеней, жилой избы, из которой шел дым, одного сарая и часовни. Шарапа спрыгнул на крышу бесшумно и мягко, как огромная кошка. Осмотрелся, злобно оскалился и обнажил жало шпаги…

Маркиз прислушался к звуку, напоминающему крик кукушки. Шарапа сделал свое дело. Наступил его черед. Поле перед острогом не расчищали с тех пор, как закрыли псарни и расселили жителей деревни. Пришлось высоко поднимать ноги, чтобы не споткнуться о скрытый остов или остатки изгороди. Он в полминуты добежал до ворот. Перескочил ров, прижался к бревнам тына. С помощью даг залез под самый выступ над воротами. Вернее, это была надвратная, нависающая над ними часовенка. Судя по всему, старый острог в глухих лесах ижорских земель изначально имел миссионерскую цель. Де Конн устроился на балконе вратного проезда. Всмотрелся в край леса. Оттуда появился по колено промокший Брехтов.

– Как вовремя! – буркнул Владимир Касимович, заметив сидевшего над воротами входной башни де Конна.

Тот махнул рукой. Брехтов сообразил, в чем была его роль. Он приплелся к мосту острога, ворча о совершенно раскисших туфлях. Оттого и ударил в ворота прикладом штуцера с такой досадой, что тишина леса, возмутившись вторжению, ухнула многоголосым эхом, сотрясая спящее царство. Шум напуганного воронья, злой лай собак. Сотни собак! Пожалуй, не стоило так молотить по дереву, но было поздно. В полотне ворот откинулось смотровое окно. На Брехтова уставилось бородатое чудо в низкой валяной шапке с изъеденной меховой опушкой. Грубый, простуженный голос рявкнул:

– Кто такой?

Брехтов помялся, но, глянув за спину сторожа, узнал одного из приказчиков княгини в малиновом сюртуке поверх пропотевшей косоворотки. Узнал скорее по размерам, нежели по лицу.

– Добрый вечер! – махнул он рукой, подобно тонущему в болоте. – Я следователь Брехтов! Помните, вы меня сопровождали по деревням в прошлом году? Смутьян вас прозывают, так?

Приказчик прищурился, приблизился к смотровому окну.

– Впусти его, – кратко распорядился он.

Правая створка ворот дрогнула и поползла внутрь. Перед следователем раскрылся двор, в котором теснились ветхие, покосившиеся от времени дома. По центру располагались клети, заполненные собаками. Брехтов сделал шаг, чтобы рассмотреть животных, но весьма опрометчиво. На пути встали трое: вооруженные топорами, молчаливые и неприветливые. И, хоть на спине их гостя покоились пять штуцеров, в состязании «кто умрет первым» он одержал бы уверенную победу.

– Я заблудился! – начал Брехтов, повышая голос в усилиях перекричать сотню орущих глоток взбешенных собак. – Не могли бы вы указать мне, в какую сторону идти к Дому князя Камышева?

Приказчик безучастно пожал плечами, дал знак сторожу закрыть ворота, подтолкнул гостя вперед настолько грубо, что тот понял: живым из острога ему не уйти.

– Собачки у вас больно сильно голосят! – продолжал диалог Брехтов, надеясь на скорую помощь де Конна с Шарапой.

– Голосят, родные, – согласно кивнул приказчик и, похлопав гостя по плечу, добродушно добавил: – Голодные твари.

Сердце следователя свинцовым камнем упало в пятку правой ноги. И не от того, что его вели к клеткам, но от вида виселицы между ними. В цепных петлях на ветру болтались остатки тела некогда повешенного за ноги мертвеца. Наметанный глаз Брехтова приметил свежесть трупа, изъеденного собаками. Лужа крови, черная, но не полностью смытая недавними дождями, подтверждала его подозрения. Здесь держали узников, а потом убивали их и скармливали собакам. Легкое сопротивление было предупреждено железной хваткой Смутьяна, взявшего за ворот жилета нового пленника.

Сторож печальным взглядом проводил троицу охранников и гостя, налег на дверь, и та нехотя поползла на предназначенное ей место. Будучи занят толканием упирающейся створки, он не заметил проскользнувшую внутрь тень. Еще секунда, и сильная рука де Конна ухватила его волосы на затылке, резко оттянула назад голову и еще резче хлопнула лбом супротив дубовых ворот. Бессознательное тело сторожа осталось лежать во втором ярусе входной башни. Ворота были закрыты на замок изнутри. Никто не должен выйти из острога, пока маркиз не разберется в происходящем.

Лай собак больше не беспокоил Владимира Касимовича… Он стоял под виселицей. Один из троих охранников учтиво освобождал занятую ее бывшим обитателем петлю, пока остальные успокаивали следователя.

– Ежели бы мы хотели жестока вашбродие порешить, то отдали бы собакам живьем, – пояснял Смутьян. – А мы, как видите, по доброте душевной умертвить вас как дворянина собираемся… через повешение

– Как дворянина… – завороженно повторял следователь.

Вдруг глаза несчастного остановились на двух мужиках напротив, и его облегченный выдох заставил тех переглянуться. В тот же момент лбы их встретились в жестоком ударе. Оба осели под ноги маркиза. Брехтов мгновенно успокоил того, кто возился с петлей, тычком локтя в горло. Но Смутьян был явно ему не по силам. Следователь отскочил, уходя от удара топором, но сам лезть в драку не решался. Навстречу здоровяку выступил де Конн с широкой саблей. Лай псов ужесточался. Звери рвали друг друга в клетях, грызли прутья, изрыгая пену и истошное рычание. Если бы не угрожающая атака приказчика, это бы раздражало гостей острога. Увы, Смутьян знал, как владеть топором, и незваным гостям было не до шумовых эффектов. Сам топор мужика представлял не что иное, как бердыш с широким искривленным в полумесяц лезвием и с острой железной насадкой в нижнем конце древка. При той длине, который имел весь бердыш, а именно семь локтей, подойти близко к орудующему такой диковинкой было почти невозможно. Еще бо́льшие опасения у де Конна вызывали движения Смутьяна. Он махал, вращал и вертел оружием, как пушинкой.

– Приличного размера ваш томагавк! – выкрикнул маркиз, увернувшись от очередного взмаха.

Смутьян тряхнул головой, и глаза его прицельно сузились. Разминка закончилась. Очередной взмах справа и поперек, резкий и целенаправленный, заставил де Конна отскочить назад. Маркиз просчитывал, как и когда приказчик открывался для удара саблей. Но тот держал древко посередине, взмахивал так, что, уйдя вниз влево, топор моментально взвивался вверх и, проходя по восьмерке, рубил слева направо. Увы, и здесь нападавший открывался недостаточно. Маркиз проверил это тем, что предоставил Смутьяну продолжать нападение, не предпринимая никаких контратакующих мер. Наоборот, он уклонялся, готовясь к движению назад, нежели вперед, и не ошибся. С ювелирно оточенной техникой бердыш остановился в воздухе на полпути и вмиг ринулся по прямой линии вперед. Тычок был столь стремительным, что только боевая реакция де Конна спасла его от смерти. Он провернулся на одной ноге, проделав изящный пируэт, согнулся, пропуская холодную сталь мимо живота. Увы, такой уход был чреват: маркиз потерял равновесие и упал на колено. Смутьян, стремительно шагнув к сопернику, вывел правый локоть вперед. Из-под него блеснуло железо нижнего наконечника древка. Еще полсекунды, и оно бы размозжило лоб незадачливому гостю, но тот уже в падении отпрянул, присел на упругих ногах, вихрем крутанулся от приказчика, да так, что, вращаясь, полоснул саблей по ребрам несущегося вперед соперника. Тем не менее удар не был сильным, и порез только разозлил Смутьяна. Глаза его наполнились злобой, а лицо перекосилось. Де Конн предоставил ему полную свободу действий в поединке, кружась вокруг, уходя в стороны и отскакивая. Во-первых, он понял, что такая техника, как подшаг, была незнакома приказчику. Потому-то, благодаря положению ног и движению плеч, он легко предугадывал ход ударов соперника. Во-вторых, Смутьян, подогреваясь злобой, быстро истощал свою технику всего до нескольких более-менее обычных движений. С другой стороны, прямое нападение саблей против такого оружия, как бердыш, было исключено, ведь его форма позволяла молниеносно и нападать, и защищаться. Оставалось искать слабость в движениях нападавшего.

Смутьян развернулся лицом к маркизу. Предстоял очередной тычок правой, но маркиз быстрым подшагом перенес себя вперед, к открытой левой руке Смутьяна, ткнул клинком ему под плечо. Кончик сабли неглубоко, но ощутимо впился между ребрами. Укол возымел действие, и произошло то, чего ожидал де Конн. Противник рассвирепел и начал рубить наотмашь. Бердыш взвился над головой приказчика, проделал полный круг вокруг оси и перешел в левую руку. По инерции лезвие продолжало лететь в смертельном вихре за маркизом. Теперь спасаться приседом было бесполезно, ведь Смутьян уже знал этот трюк и вел оружие ниже и поперек. Де Конн был негордым. Он бухнулся спиной в грязь и, как только бердыш пролетел над его лицом, въехал окованным ботинком в колено верзилы. Увы, тяжесть Смутьяна погасила удар. Тот только отступил на пару шагов, в бешенстве не чувствуя боли, взметнул бердыш над головой. Крик ярости вырвался из его груди. Казалось, даже собаки в ужасе притихли и лес затрепетал от исступленно-пронзительного эха. Удар летел в маркиза по прямой вертикали. Тот легко увернулся. С невероятной силой лезвие бердыша вошло в землю по самый обух, но с еще более невообразимой легкостью вырвалось обратно. Де Конн этого никак не ожидал. Он ловко вскочил на ноги, не спуская глаз с противника, отпрыгнул. Смутьян поменял руки и снова: шаг вперед левой и прямой удар правой. На этот раз маркизу кувыркаться надоело. Он парировал его саблей, резко взмахнув полукругом сверху вниз. Лезвие бердыша с глухим звоном подалось в сторону, передав силу отражения в руку нападавшего. Тот почувствовал мощь удара, но оружие удержал. Противники замерли друг напротив друга. Тактику пришлось менять.

Между тем к месту поединка подоспел Шарапа, сообщив следователю, что охрана из семи человек повязана и отдыхает в погребе. Брехтов тоже времени не терял: повязал трех мужиков под виселицей и перезарядил штуцеры.

– Теперь я готов отстрелить этому наглецу голову! – крикнул он и вскинул ружье.

– Без приказа хозяина никого убивать не будем, – в самое ухо ответил Шарапа, рукой наклонив дуло вниз.

– Я так и подумал, что господин бурмистр почитает подобные развлечения, – ответил следователь. – В его духе!

Оба с замирающим сердцем следили за боем.

Бердыш бабочкой завращался в руках Смутьяна, демонстрируя не только сбалансированность оружия, но и самоконтроль жонглера. Де Конн и без того понял, что бой начинается на другой манер. И верно, противник перевел бердыш в горизонтальное положение, взявшись за древко обеими руками. Маркиз прикинул свои следующие действия. Рубящие удары отменяются. Сабля хоть и была широкой, но клинок легко повредить о заточенный край лезвия бердыша. Более того, можно выбить кисть своей руки без надлежащей кожаной накладки. А если ударить по древку, то сабля, если не разрубала его, могла застрять в дереве, что в схватке с сильным соперником обычно стоит жизни. Один плюс. Подобная позиция представлялась лишь оборонительной, и о стремительных нападениях можно не беспокоиться. Де Конн легким шагом начал движение вокруг противника. Смутьян крутился на месте, оскалив зубы в насмешливой улыбке. Как дерзкий тигр перед разгоряченным быком, маркиз выбирал положение, подходящий момент, неверный жест.

– Ставлю сотню на двадцать секунд, – вдруг промолвил Шарапа.

– Двадцать секунд? – переспросил Брехтов. – О чем вы, сударь?

– Об окончании поединка, конечно, – усмехнулся тот, – не более двадцати секунд! Спорим?

Молодой человек задумался. Сотня – его годовой доход, ни больше ни меньше!

– Я повременю, пожалуй, – облизал он губы и впился глазами в соперников.

Смутьян начал чувствовать напряжение в руках от удерживания на весу тяжелого оружия. Раны кровоточили, он терял силу. Ему надо было расслабить плечи, скинуть натужную боль, но по хищным глазам де Конна он понимал, что тот именно этого и ждет. Делать нечего, Смутьян решился сделать выпад, действуя острием древка, словно шпагой. То была техника, приемлемая для маркиза. Он легко отступил от траектории движения клинка, но лишь настолько, чтобы все же дотянуться до соперника саблей. Ударил широкой дужкой оружия по древку, откинув вытянутую руку противника. Левой рукой он ухватился под косицу бердыша, но полоснуть по телу не успел. В замахе Смутьян поймал руку маркиза за запястье и с силой тряхнул. Тот выпустил оружие… и тем обманул торжествующего противника. Дальше действия были просты. Маркиз отпрянул, тот по инерции удержал его, сам не понимая, что полностью открылся нападавшему. Де Конн выиграл дистанцию для своих ног и получил открытую цель для удара. Еще секунда, и его кованый ботинок впился во внутреннюю часть бедра приказчика. Верзила со стоном свалился на колени.

– Двадцать! – вздохнул Шарапа. – Жаль, что вы не стали со мной спорить…

Смутьян выл от бессилия и боли. Маркиз подобрал саблю, но подходить к побежденному не спешил. Вынул флягу.

– Бой закончен, уважаемый, – произнес маркиз, отпив коньяка, – и до того, как объявить, что со всеми вами будет дальше, я считаю обязанным представить себя. Маркиз Авад де Конн, управляющий его светлости князя Камышева.

В ответ раздался тяжелый вздох Смутьяна. Маркиз с пониманием кивнул.

– Да, у нас два пути разрешения нашего конфликта. Либо я казню каждого из вас так, как мне вздумается, вырывая показания каленым железом, либо я перевяжу вам раны и мы поговорим об этом заведении мирно и спокойно, – маркиз еще раз отпил из фляги и протянул ее приказчику. – Коньяк?

Тот помедлил, облизал губы, переводя ошарашенный взгляд то на своего победителя, то на протянутую им флягу. Холодные глаза, но благородный жест де Конна убедили Смутьяна смириться, и он потянулся за флягой.

– Острог за князем был, – пробасил он, после пары глотков, – пока не закрыли псарни лет десять назад иль поболее. Породу отбраковали, что ли. Но граф Димитров приказал людей в остроге держать, за собаками смотреть. Как барин помер, за дело взялась супруга князя.

– Камышиха?

– Она самая, вашбродь. Да тока нам уж года три жалованье не платят. Люди бежать отсель начали.

– А кто собак тренирует?

– Тихон вон и Захар, – с этими словами Смутьян махнул на связанных мужиков. – Егеря.

– Чем собак кормите? – вмешался Брехтов.

Приказчик смутился, потер нос засаленным рукавом сюртука.

– Мы тут приплутавших коров и коз вылавливаем, да беглых холопов приказано было собакам отдавать, – сухо ответил он. – Как барыня сказала, коли те работать не хотят и в рекруты не годятся, то пойдут на обед.

– Как они сюда попадали?

– Ежели в город по прямой идти, то наш острог по пути стоять будет.

– Ах, вот как, – понял маркиз. – Беглые по открытым дорогам не идут, но путь покороче ищут, а потому на вас и нарываются.

– Так-то и оно, барин. Мы с собаками по лесу с утра шерстим. Я-то таможенным объездчиком раньше служил, лес хорошо знаю.

– Кто из людей был последним обедом?

– Был один, три дня как напоролся. Вор вроде иль перевозчик какой потайной, – замялся Смутьян. – Мы при нем вещицу нашли… Ежели бы не побежал, то живой остался… Он еще и пьян был… Упал в бегах, голову разбил…

– Какую вещицу?

Приказчик, подав знак следовать за ним, направился к избе. Там у печи из-под дубовой лавки выудил небольшой сверток из лосиной кожи. Де Конн развязал шнур и повертел вещицу в руках. Металлическая, слегка помятая чаша с ручкой в виде перьев.

– Лампа, – сказал Брехтов. – Черненое серебро… Старая, видать.

Маркиз, не отрывая изумленного взгляда от вещицы, печально произнес:

– Эта вещичка освещала стол какого-нибудь школяра в Александрийской библиотеке, а то и критского царя! – он поднял глаза на мужика. – Вы, конечно, не знаете имя того вора?

– При нем ничего, кроме этой вещицы, не было! – Смутьян не понимал, чем важны упомянутые библиотека и царь, но торжеством момента проникся. – Мы его уже мертвым подвесили…

– Понимаю. А на наш экипаж напасть вам от кого приказ пришел?

– Приказ от дворецкого был, голубем.

– У вас есть эта записка?

– Никак нет, – Смутьян почесал скулу, – здеся все на растопку уходит.

Маркиз прищурился, вспоминая, где в Доме была голубятня. Но даже если он найдет ее, особых оснований для обвинения Бакхманна в покушении на бурмистра не было. Все, что сейчас знал маркиз, можно легко отмести как домыслы.

– Что насчет детей? – вмешался Брехтов. – В прошлом году погибли двое.

– Э! На детей наши собачки не нападают, вашбродь! – воскликнул Смутьян.

Де Конн прошелся по избе, клетушке в десять шагов с узкими полатями и низким обветшалым потолком. Черные стены, окно в копоти, запах грибного варева и запущенного нужника.

– Теперь слушайте, милейший, – сказал он. – Я пришлю вам подвоз с запасом еды, одежды, топоров, пил, гвоздей и прочего. Собак раздайте по деревням. Через пару недель сюда прибудет рота от корпуса инженеров. К их приезду починить избы и привести в порядок двор. Но никому о том, что здесь происходит, не говорить, включая княгиню и дворецкого. Будете исправно следовать моим указам, я забуду о вашем прошлом и позабочусь о будущем. Ясно?

– Так точно-с.

Смутьян поклонился и, не торопясь, пошел развязывать своих сотоварищей.

Покинув острог, Брехтов никак не мог успокоиться относительно решения бурмистра, и де Конн, не выдержав докучливых назиданий следователя, рассмеялся гулко и раскатисто:

– Вы серьезно полагаете, что порядка можно добиться только наказаниями?

– А как же еще, ваше сиятельство? – бубнил Брехтов. – То ж подлые люди!

– Вы не правы, милейший. Люди ценят справедливость, подлые ли, благородные ли – не имеет значения. Теперь посмотрите на острог. Эти люди верно исполняют приказы. Княгиня требует от них выполнения грязной работы, но не платит ни гроша. Справедливо ли это? Отвечайте прямо.

– Нет, несправедливо.

– Верно. Теперь… Действительно ли княгиня не оплачивает своим приказчикам столь важный для нее труд?

Брехтов что-то досадливо поворчал себе под нос, а затем промямлил:

– Не хотите ли вы сказать, что Смутьян придумал всю эту историю с трехлетней неуплатой?

– О нет, он ничего не придумал! Больше того, я уверен, что и сама Камышиха думает, что приказчики исправно получают свои целковые.

Наступила неясная пауза. Как спутники Брехтова могли рассмотреть дорогу в кромешной тьме, для него оставалось загадкой, но они совершенно определенно шли в верном направлении. Вскоре стволы деревьев расступились, открыв им знакомую просеку.

– Значит, деньги до острога не доходят, – догадался следователь.

– Верно! – маркиз свистнул, и шагах в тридцати раздался топот копыт. – Шарапа, помогите-ка Михайло разжечь фонари. Если мы двинемся к Дому сейчас, то прибудем к пяти утра!