Проснулась я резко, точно по сигналу вскочила и тут же впечаталась в стенку. Села, потирая лоб. Пока я спала, кто-то перенес меня внутрь одного из фургончиков и заботливо укрыл одеялом.
Здесь было душно, но тепло. Рядом мелькали всполохи огня от переносной печки. Я неловко завозилась впотьмах, пытаясь понять, как выбраться отсюда.
– Элисон? – окликнул меня голос Тильды. – Ты не спишь? Иди сюда.
– Не сплю, – наконец, удалось выпутаться из одеяла. Я зачем-то на четвереньках проползла до середины вагончика, где светились малиновым жаром угли в маленькой жаровне.
– Как раз вовремя проснулась. Скоро завтрак. А потом надо будет решать, что нам делать дальше.
– А какие есть варианты? – я сразу поняла, что она имеет в виду “что нам делать дальше с тобой” и насторожилась.
– Ты можешь уйти. Или можешь остаться с нами. Но в последнем случае ты должна приносить пользу. Мы не в том положении, чтобы кормить нахлебника. Даже двух…
– Двух? – вяло удивилась я. – Щедрое предложение фэйри было странным. Как и то, что они так сразу поверили в мои добрые намерения. Я бы на их месте точно не стала привечать “человечку”.
– Решать тебе, детка, – продолжала женщина. – Но я бы посоветовала держаться нас, пока Ринглус не передумал. Иначе ни ты, ни твой малыш не переживете эту зиму.
– Мой… кто? – я окончательно потеряла нить разговора.
– Ты беременна, маленькая. Не знала? – она тихо засмеялась. – Всегда с вами, человеками, так.
– Беременна? – опешила я. – Вовсе нет! Рэндольф бы никогда…
– Плохо, что он не сказал тебе. Но он и правда любил тебя, иначе не отдал бы чейнадх.
– Нет, – сердито возразила я. – Я не беременна. Он бы не сделал этого, не спросив меня!
Она усмехнулась с видом превосходства, и я даже на секунду засомневалась в своей правоте. Что я знаю о фэйри? Мог ли Рэндольф решить, что, оставив без моего спросу подобный “прощальный подарок”, поступает верно?
Я вспомнила своего упрямого воина и поняла – нет. Или все, что я думала о Рэндольфе, было неправдой, а он не стоил ни единой слезинки.
– С чего вы вообще решили, что я… того?
– Ты играешь на чейнадхе, детка. И как играешь! Твое дитя будет великим музыкантом.
Я помотала головой, от сердца отлегло. Если все их аргументы – талант к игре на флейте, я могу быть спокойна. Моих странностей хватит на то, чтобы играть на любом инструменте, не будучи в тягости.
Возможно, они рассердятся, когда узнают правду. Но нельзя сказать, что я здесь кого-то обманула. И Тильда права, я не в том положении, чтобы крутить носом.
– Как и какую пользу я могу принести?
Рэндольф (десять лет назад)
– Не хочу, чтобы Терри уезжал! – она хмурится и надувает губы.
– Это ненадолго, – отвечает Рэнди.
– Ничего себе «недолго»! Десять лет!
– Это традиция, Элли. Он будущий десница тана, значит, должен пройти послушание у Мастера интриги.
Она отворачивается и шмыгает носом. Рэнди вздыхает. Он сделал бы что угодно, чтобы она не плакала, но пойти против традиций клана не вправе даже тан.
Будь Рэндольф старше и умнее, он бы ответил, что понимает ее чувства. И что ему тоже больно расставаться с братом.
Когда они встретятся через десять лет, Терранс будет иным. Мастер обтесает его, как скульптор кусок мрамора. Научит быть осторожным в словах и трижды осторожным в поступках. Научит планировать, думать, договариваться. Научит советовать тану, но не идти против его решений.
Что останется от прежнего друга? Смогут ли они сохранить то, что связывает их сейчас?
Будущий глава клана Танцующих-с-Ветром слишком юн. Он плохо знает себя и еще хуже – других. Его тоска – отражение тоски девочки, но он проживает ее, стиснув зубы, потому что его учили: будущему тану не к лицу слабости.
Элисон вскакивает, упрямо топает ногой. Огонек, солнечный зайчик на холме, кусочек живого творящего пламени.
– Я так не играю! Я королева или нет?
«Королева», – молчаливо отвечает ей мир. – «Королева этого холма и этих менгиров. Человечка-с-тенью, девочка-колдунья. Давай, выпусти на волю своих птиц, прикажи облакам играть в догонялки. Твоя власть начинается и заканчивается здесь, твой друг все равно уедет, потому что такова его судьба».
Но она еще не привыкла к потерям и еще не знает, что такое смирение.
Рэндольф слишком поздно понимает: что-то не так. Исчезло солнце, небо над головой налилось синью – словно великан плеснул из гигантской чернильницы и над площадкой повис лязг и клацанье.
– Получилось!
Ослабевшие ноги не держат, но фэйри успевает поймать девочку в объятия.
– Смотри, Рэнди! Я смогла.
Рэнди обнимает ее – человечка-Элли, доверчивый рыжий котенок, одна невеста на двоих с братом. Обнимает и смотрит, как неумолимо и непреклонно движет свои веретена ткацкий станок судьбы. Отец рассказывал ему о машине, созданной богами для того, чтобы каждая тварь заняла полагающееся ей место в полотне бытия, о хаосе, что стремится изорвать ткань в клочья и Стражах, призванных охранять божественное творение…
Миф племени фэйри. Метафора, вызванная из небытия ребенком, который не желает признавать слова «нет» и «надо».
– Давай уйдем отсюда, Элли.
– Уйдем, – она делает шаг навстречу машине. – Только поправим, чтобы Терри не уезжал.
– Нет. Это может быть опасно.
Девочка останавливается и смотрит на него – умоляюще:
– Мы осторожно. И никому не скажем! Ну, пожалуйста! Пожалуйста-препожалуйста.
Терранс старше почти на год, но в негласной иерархии их маленького королевства на троих главный – Рэндольф. Если он скажет сейчас «нет», Элли послушается. Уйдет, побоится делать что-то в одиночку.
Долг… его слишком много в жизни будущего тана. Слишком много «нельзя» и «надо», Рэндольф устал от них. Он не хочет расставаться с братом, не хочет, чтобы плакала Элли. И ему интересно посмотреть поближе на странную машину.
– Ты знаешь, что с ней нужно делать, – с сомнением спрашивает он у подруги.
Она улыбается:
– Конечно! Повернуть рычаг!
Рэндольф (настоящее)Сон ушел резко и безвозвратно, как всегда. Другие воины всегда завидовали его искусству просыпаться мгновенно.Сквозь затянутое бычьим пузырем окошко смотрело темно-синее небо. Зимние ночи долги, рассвет начнется лишь через пару часов.Рэндольф сел на тюфяке, выдохнул облачко пара. Каморка, место в которой трактирщик сдал ему за четверть пенни, находилась в летней пристройке, куда не доходило тепло от печки. Трактирщик предлагал переносную жаровню всего за пару пенни, но Рэндольф отказался. У него осталось слишком мало смешных кругляшек, которые так много значили в человеческом мире.Будь с ним Элисон, он бы снял нормальную комнату. Теплую. С чистыми простынями.Но Элисон ушла…Он закрыл глаза, пережидая приступ тоски. Странное ощущение. Оно заставляло вспомнить, бой с мантикорой. И как уже после сражения мастер-лекарь, матерясь, орудовал скальпелем, чтобы вырезать засевшие в теле ядовитые игл
Чарли– Добрый вечер.Чарли дернулся от неожиданности, расплескав пиво на себя и сидящего рядом Винсента. Секунду назад лавка напротив пустовала, а сейчас там расположился неизвестный тип.Обматерив незнакомца, а за компанию и охрану, которая сидит и чешет яйца, пока к хозяину подкрадываются всякие, Чарли поставил на стол мокрую кружку и внимательно осмотрел незваного гостя, готовясь бежать или нападать, в зависимости от ситуации.Гость прятал лицо под низко надвинутым капюшоном и кутался в теплый плащ, что в жарко натопленном и душном зале трактира смотрелось вдвойне подозрительно.Эта подозрительность, как и прозвучавшее ранее приветствие неожиданно успокоили. Убийцы стараются не выделяться, и здороваться убийца уж точно не станет. Его приветствием, будет удар ножа.Тем временем охранники поспешили загладить свою оплошность, и, обойдя стол, взяли незнакомца в клещи.– Мистер Бруизер не любит, когда к
РэндольфГромилы-охранники нависали рядом, загораживая Рэндольфа и его собеседника от любопытных взглядов. От них несло потом и чесночной колбасой. Из кружки, которую подавальщик поставил перед его носом, шел кислый дух перебродивших дрожжей. Фэйри поморщился и отодвинул непрошеное угощение.Он нормально относился к принятию эликсиров или наркотиков, если того требовало дело. Но странной человеческой привычки без причины травить себя слабыми растворами яда понять не мог.– Мне не нравится убивать людей, которые мне ничего не сделали, – сказал он, рассматривая человека, только что предложившего ему работу. – Я не убийца.Строго говоря, это не было совсем правдой. Рэндольфу не раз приходилось убивать по приказу князя. Просто он не любил это делать. Истреблять чудовищ ему нравилось куда больше.– Кто говорит об убийствах? – улыбка у человека, назвавшегося Чарльзом Бруизером, была неестественно широкой. Сл
Рэндольф– Драть твою мать! – все, что сумел сказать Чарли после того, как длинноухий за полминуты обезоружил двух его лучших бойцов.Фэйри вложил клинки в ножны и повернулся. Его лицо оставалось таким же бесстрастным, каким было в трактире, когда он побрезговал угощением Чарли. Ни азарта, ни гордости от победы.Не тщеславен. Совсем плохо. За прошедший час Чарли так и не понял, чем вообще можно зацепить длинноухого. У него словно не было слабых мест, любые обещания, похвалы и завуалированные дерзости фэйри встречал одинаково равнодушно.– Это отлично, парень. Могешь, не отнять. Но пойми: зрителю нужно зрелище. Чтобы неясно было, кто победит. Чтобы покричать, понервничать за свои денежки. Да и крови немного пустить в конце не помешает.О том, что лившаяся в боях кровь покупалась на соседней скотобойне и принадлежала овцам, он рассказывать не стал. Всему свое время.– Ну давай! Затяни, поддайся. Покажи
ЭлисонОни были гистрионами*. Маленькая труппа из фэйри и монгрелов. Отщепенцы, преступники, изгнанники Изнанки, вынужденные скитаться по человеческому миру и веселить простолюдинов, чтобы выжить. Команда дядюшки Ринглуса.Кроме Тильды, Зигфрида и Фэй, которых я уже видела, в труппе была молчаливая смуглянка Паола – высокая и гибкая, с прекрасными бархатными глазами. На вид – обычный человек, даже Фэй с ее красными волосами выглядела более странной.Шестой комедиант – Фернанд, выступал под звучным псевдонимом Мефисто Великолепный. Темноволосый, лощеный, слегка показушно-зловещий. Белая кожа, ярко-алые губы, бородка клинышком. Никогда не встречала мужчину, который был бы так увлечен своей внешностью. Он проводил у зеркала больше времени, чем Китти, одевался с тщанием, достойным потомственного лорда, а духов, притираний, помады, мушек и пудры у него было больше, чем у всех остальных гистрионов, вместе взятых.Тильда была м
Фэй не предпринимала больше попыток сблизиться, но и не показывала, что обижена на мой отказ. Я очень скоро поняла, что подобное предложение с ее стороны не было чем-то особенным. Непоседливая полукровка обожала все, связанное с постельными утехами и постоянно искала случая разнообразить свои вечерние приключения:– Поаккуратнее с ней, – предупредила Тильда на следующий день. – Не увлекайся. Фэй любит всех и никого.Я похлопала глазами от ее прямоты и решила не делать вид, что не понимаю о чем речь:– Я этим не интересуюсь.– Зря. Она великолепна в том, что умеет.Я покраснела и решила не уточнять, опирается ли Тильда на собственный опыт. И так понятно было.– Зачем ограничиваться кем-то одним, – рассуждала вечером Фэй, укладываясь спать. – Жизнь так коротка, и в ней так много красивых людей. Вот, например, ты, Элисон. Нет, нет, не бойся. Я больше не буду приставать, пока сама не попросишь. Зна
ЮнонаЧто-то в недрах замка чуть слышно щелкнуло. Юнона продвинула шпильку чуть дальше, надавила сильнее.И сломала.Ругнувшись вполголоса, вынула обломок, швырнула к десятку других и со вздохом признала, что врезной альбский замок – из тех, что куда чаще ставят на сейфы, чем не на двери гостевых покоев, оказался ей не по зубам.«Магия развращает» – зазвучал в ушах голос Мартина. – «Мы привыкаем к ней и становимся беспомощны».Юнона мысленно согласилась с первым Стражем.Она выпрямилась, еще раз пленной тигрицей обошла свою темницу. Две комнаты обставленные с почти вызывающей роскошью, на грани безвкусицы – у Отто всегда было плохо с чувством меры. Мебель из красного дерева, резная, в позолоте и аляпистых розочках. Пышный ворс ковра, в котором ноги утопают почти по щиколотку, багряные тканые обои с золоченым узором на стенах.И очень прочные вцементированые в стены решет
ЭлвинУ гостевых покоев на третьем этаже я остановился, вслушиваясь в происходящее за дверью. Франческа была внутри. И даже что-то напевала.У нее был несильный, но приятный голос. В самый раз для светских музыкальных вечеров. Я любил слушать, как она поет, поглаживая струны арфы или опуская пальцы на черно-белые клавиши клавикорда. Созданный мастером-фэйри специально для сеньориты инструмент звучал божественно – нежный почти скрипичный дискант, глубокие и звучные басы.Сейчас клавикорд пылился в гостиной под чехлом. Его не снимали уже несколько месяцев. И вряд ли скоро в башне раздастся мягкое звучание его струн.Проклятье! Всякий раз, когда я возвращался домой, у меня было ощущение, что под ногами хрустят осколки прежней жизни.Поначалу я надеялся завоевать Франческу снова, избежав прежних ошибок. Но в нее как будто демон вселился, честное слово. Презрение, отвращение, скандалы, провокации и совершенно детские выходки, кото