Глава 28

Фэй не предпринимала больше попыток сблизиться, но и не показывала, что обижена на мой отказ. Я очень скоро поняла, что подобное предложение с ее стороны не было чем-то особенным. Непоседливая полукровка обожала все, связанное с постельными утехами и постоянно искала случая разнообразить свои вечерние приключения:

– Поаккуратнее с ней, – предупредила Тильда на следующий день. – Не увлекайся. Фэй любит всех и никого.

Я похлопала глазами от ее прямоты и решила не делать вид, что не понимаю о чем речь:

– Я этим не интересуюсь.

– Зря. Она великолепна в том, что умеет.

Я покраснела и решила не уточнять, опирается ли Тильда на собственный опыт. И так понятно было.

– Зачем ограничиваться кем-то одним, – рассуждала вечером Фэй, укладываясь спать. – Жизнь так коротка, и в ней так много красивых людей. Вот, например, ты, Элисон. Нет, нет, не бойся. Я больше не буду приставать, пока сама не попросишь. Знаешь, это даже по-своему интересно. Мы будем спать в одной постели и целоваться на ночь, но больше ничего. Такого у меня еще не было. Возбуждает!

Она действительно поцеловала меня самым непристойным образом и, отвернувшись, тут же уснула. А я полночи ворочалась, не в силах сбежать от картин, которые подсовывало воображение.

Странности отношений между участниками труппы, как и странности самих гистрионов, на Фэй не заканчивались. Однажды ночью к общему костру вывалился поддатый красавец – смуглый, черноглазый, с длинными волосами, убранными в косу и поразительно знакомым лицом. Оглядел всех нас, одарил белозубой усмешкой:

– Ну что, монашки. Кто со мной сегодня в кабак и по бабам?

– Я – пас, – сразу откликнулся Зигфрид. – Мне прошлого раза хватило.

– Слабак, – хмыкнул красавчик. – Пить уметь надо.

– Это кто еще слабак? – обиделся силач. – Еще кому надо учиться пить. Не помнишь, как я тебя от шестерых отбивал? Лавку сломал, между прочим. За нее заплатить пришлось. А посуды перебили…

Смуглое видение лишь махнуло рукой, говоря мол, пустяки, житейские мелочи.

– Не будь таким занудой! Шикарно повеселились. Фернанд, ты идешь?

– Пожалуй, попытаю удачи, – кивнул наш Мефисто Великолепный. – Но если никого снять не получится, ты мне дашь.

Я хотела спросить, что именно должен “дать” незнакомец Фернанду, но застеснялась влезать.

– Выкуси, – хохотнуло смуглое видение. – Не для тебя я растил свой цветок.

– Горе ты наше, – тяжело вздохнула Тильда. – Иди уже, не мозоль глаза.

Красавчик вскочил, отвесил всем присутствующим преувеличенный поклон. Потом вдруг взял меня за руку, поцеловал в центр ладони.

– Леди Элисон, – сказал он, пожирая меня бархатными глазами в окружении девичьих длинных ресниц. – Вы – самое прекрасное видение, что когда-либо посещало эту юдоль скорби. Не могу выразить, сколь глубоки чувства, что охватывают меня всякий раз при виде вашей несравненной особы. Молю простить мою дер… Ай! – меткий пинок в пятую точку от Тильды уничтожил весь пафос выступления.

– Давай уже! Иди пьянствовать, как собирался, не приставай к девочке, – тон Тильды был суров, но глаза смеялись.

Незнакомец еще раз поклонился, послал мне воздушный поцелуй и испарился под ручку с Фернандом.

– Горюшко наше, – вздохнула фэйри. – Опять ведь избитый приползет, работать не сможет.

– А я люблю, когда он смешной, – голос Фэй был мечтательным. – Такое вытворяет, лапушка.

– Простите, а это кто? – робко спросила я, не понимая как могло случиться, что за предыдущие пять дней черноглазый красавчик ни разу не попался мне на глаза, и отчего он кажется таким невероятно знакомым.

– То есть, как это “кто”? – удивилась Тильда. – Паоло.

– Она его не узнала, – в полном восторге запищала Фэй. – Одуреть можно! Вот Паоло обрадуется, когда услышит!

Я сидела с отвисшей челюстью. Ну конечно! Вот где я видела раньше эти бархатные глаза и нежные черты лица. Но как далека была гибкая серна от развязного наглеца!

– Так Паола на самом деле – мужчина? – зря я думала, что после Фэй ничто не сможет удивить меня.

– И мужчина тоже, – хихикнула скрипачка. – Временами. Хотя ей больше нравится девочкой. А жаль.

– Ничего не жаль, – фыркнула Тильда. – Проще зарезаться, чем разгребать выходки этого шельмеца. Как свинья, лезет в самую грязь.

В обычные дни скромная Паола скрывала в себе очаровательного нахала Паоло, как ларец прячет драгоценность. Но временами бессовестный мальчишка прорывался наружу, чтобы устроить дебош на несколько дней. Фэйри не до конца контролировала эти превращения, зачастую мужчина в ней просыпался в самый неподходящий момент. Закатывая глаза, и разве что не облизываясь от восторга, Фэй пересказала подробности одного подобного конфуза, когда молодой аристократ внезапно обнаружил, что сжимает в своих объятиях не прелестную полуобнаженную девушку, а хохочущего юношу. И все бы ничего, но юнец начал делиться с незадачливым влюбленным постельной наукой, щедро перемежая свою речь непристойностями, а напоследок предложил помериться рабочими инструментами – мол, надо же выяснить, у кого длиннее.

В частичном соответствии с предсказанием Тильды, Паоло вернулся под утро. Не избитый, но мертвецки пьяный. Весь следующий день, он показательно страдал от похмелья, ныл и требовал внимания. Я провела несколько часов у его постели, выслушивая жалобы, скабрезности, комплименты и подробности его вчерашних похождений. Вопреки сложившемуся у остальных артистов впечатлению, двигала мною вовсе не жалость, а махровое любопытство. Но разговорить болтуна-Паоло оказалось не проще, чем молчунью-Паолу. Велеречивый фонтан слов изливался из него непрерывным потоком, и выцепить в этом информационном шуме что-то полезное не представлялось возможным. К вечеру болящий страдалец оклемался и тихонько улизнул, пока я ходила готовить ужин для труппы.

Когда же на следующий день я набралась храбрости прямо спросить у оборотня о его способности, он нагло улыбнулся и предложил показать. Наедине. И чтобы я тоже была голая, иначе он стесняется.

– Не лезь к Паоло, – вечером сказала Фэй. – Она же не спрашивает тебя про любовника и про флейту.