Письма к Орфею

Письма к Орфею Рассказ из сборника «Спасибо», посвященного теме благодарности.Я всегда считала чувство благодарности явлением самого высшего порядка. Мне кажется, что способность его испытывать, быть благодарным кому‑либо или чему‑либо и делает нас людьми. Благодарность – объемное, сложное понятие, мы все понимаем и переживаем это чувство по своему, но каждый из нас, хотя бы раз в жизни кому‑то искренне благодарен; в каком‑то смысле, вся наша жизнь – благодарственная ода.Что до меня, то у моей благодарности совершенно разные поводы и разные адресаты. К примеру, я бесконечно благодарна персоналу одной поселковой больницы, куда я как‑то попала во время путешествия по стране, с маленькой, внезапно заболевшей дочерью – там нас, не спрашивая документов, приняли, оказали всю необходимую помощь и были добры и внимательны. Я благодарна своим животным – собаке и кошке, за то, что они прожили рядом со мной свой зв

Два возраста любвиВыйдя из Академии художеств, двадцатидевятилетняя художница Елизавета Ткачева спустилась к реке. На набережной было пустынно и ветрено. Лиза поежилась от ледяного ветра и давящей, как сегодняшнее небо над Петербургом, печали. Ей вдруг вспомнилось, как они сидели тут, на набережной у сфинксов, вдвоем с Андреем. Это было «их место» – здесь Андрей обычно дожидался ее из Академии, где она работала, здесь они целовались, разговаривали, отсюда начинали долгие прогулки по городу. Да, так было еще недавно, но теперь от тех дней остались лишь воспоминания – полгода назад Лиза с Андреем поссорились, и Андрей уехал к себе в Москву.Серая Нева сливалась со свинцовым небом, на набережной застыли в вечности сфинксы. Пошел дождь, капли уныло застучали по поверхности реки; на душе у Лизы словно бы тоже моросил какой‑то заунывный дождик – тоскаа… А казалось бы, чего ей грустить? Все, чего она хотела: свободы, независимости,

Чудеса там, где в них верят Мысли о предстоящих новогодних праздниках не вызывали у Оли Камышиной радости, скорее, напротив – вгоняли ее в грусть. Да‑да, в то время, когда большая часть страны уже жила в предвкушении Нового года и радовалась его приближению, Оля, думая про Новый год, чувствовала печаль и некую смутную тревогу. Увы – с некоторых пор она изменила свое отношение к этому празднику. Нет, сам по себе праздник замечательный, с особенной атмосферой, с запахом хвои, мандаринов, возможностью посидеть под елкой и подумать о чем‑то главном… Стоп. Вот это уже Оле не нравится. Потому что «думы под елкой» ее гарантированно вгонят в депрессию.Но более всего Оле не нравится новогодняя истерия, сопровождающая праздник, ведь все почему‑то ждут от новогодней ночи чудес. Ну, одного чуда – как минимум. Но большого. Значительного. Из разряда тех, что изменит вашу жизнь самым волшебным образом. Ждут все поголовно, без снис

На следующий вечер, после занятий со своими юными художниками, Женя поехала на Васильевский остров. Искомый дом находился рядом с Андреевским собором. Такие старые петербургские дома Женя уважительно называла домами «с историей» – уж они‑то на своем веку повидали много… Пройдя в просторную парадную и оказавшись перед нужной квартирой, Женя разволновалась. Ей было как‑то неловко открывать дверь ключами, что дала Лера, и на всякий случай Женя несколько раз позвонила в дверь. И только минут через пять она все‑таки вставила ключ в замочную скважину, открыла дверь и вошла внутрь. Ну что? Предполагалось, что в доме «с историями» и квартира должна быть особенной. Во всяком случае, квартира, куда попала Женя, действительно оказалась необычной. Во‑первых, она была большой – огромный коридор, расходящиеся двери в комнаты, а комнат, кстати… Ого, пять! – подсчитала Женя (но по размеру они были такие, что каждую вполне можно поделить еще на две); во‑вторых, своеобр