Рэндольф
Трибуны и навес содрогнулись от слаженного вопля сотен глоток. Фэйри зажал «рану» в боку и упал. Дисциплинированно, как учили.
Чарли поморщился. Вот ведь – дубина ушастая. Нет бы покачнуться сначала, сделать шаг назад, поиграть. Никакого чувства момента. Тьфу.
На лице победителя вместе с торжеством отображалось недоумение, словно он сам не мог понять, как сумел взять вверх, но тупить или изображать цацу, как любил делать длинноухий, тот не стал. Вскинул меч и прокричал что-то ликующее. Зал ответил. Возмущенно орали проигравшие, от них летели оскорбления и упреки. Восхищенно – рискнувшие поставить, вопреки всем победам новичка, на неплохого, но в целом-то заурядного бойца.
Вторых было меньше раз в пять, если не в семь. Чарли довольно прищурился, мысленно подсчитывая прибыль.
Носилки с «пострадавшим» уже унесли, на арену высыпали работники, чтобы засыпать пятна крови свежим песочком, а зрители все не унимались.
И пусть их.
Следующий бой – тореро с быком, организовывал не Чарли. Не разменивался он больше на такую мелочь. Но следовало дождаться конца, чтобы получить причитающуюся прибыль.
Жаль, теперь из-за «раны» придется недельки две придержать длинноухого. Но ничего, простой окупится позже. Никому не интересны непобедимые бойцы. А вот когда зритель знает, что исход не предрешен, тогда появляется и азарт, и интерес, и деньги…
Золотое дно этот ушастый. Ну какой еще боец сможет проигрывать и выигрывать любую битву, хоть с безусым мальчишкой, хоть с чемпионом. И делать это так, что даже у седых ветеранов, регулярно посещавших Арену, не возникнет и тени мысли о подставе.
Чарли поморщился, вспомнив скандал с договорным боем, в который влип сразу после того, как взялся за отцовский бизнес.
Ладно, ближайшие две недели длинноухий не встанет, аптекарь божился, что действия яда хватит, чтобы приковать фэйри к постели на этот срок. Главное, чтобы влез в бочку, как всегда после арены. Чистюля.
А потом… потом, глядишь, найдутся аргументы посильнее уговоров.
Эх, жаль, жаль, что цветочек из садика мадам Джунне не пришелся по вкусу отродью Изнанки. Интересно, он и правда работает по мальчикам, как утверждала красотка Амалия? Или просто предпочитает рукоблудство?
– Есть информация, – тихий голос человечка с обезьяньим личиком почти не был слышен в стоявшем вокруг шуме, но Чарли кивнул.
– Давай.
– Цирк дядюшки Ринглуса пересек перешеек и на днях должен прибыть в Иль-де-Шьян.
Чарли поморщился. Достать девчонку из Анварии будет стоить недешево. Но он сделает это, раз уж рыжая девка, при упоминании которой фэйри терял свою каменную невозмутимость, – единственный способ заставить ушастого играть по его, Чарли, правилам.
* * *
Чарли вошел в кабинет насвистывая. Расположение духа у него было превосходным, чем изрядно способствовал тяжелый мешочек с монетами на поясе.
Он успел дойти до стола и даже поставить фонарь на него фонарь, когда понял, что находится в комнате не один.
– Доброй ночи, – длинноухий выродок удобно устроился в его кресле и теперь изучающее пялился на Чарли. Кошачьи глаза отражали свет фонаря, казалось, что они светятся сами по себе.
И, главное: расселся, как будто у себя дома, гад. Словно и не должен сейчас валяться в лихорадке и стонать.
– Д-д-доброй, – покривил душой Чарли.
Ночь, определенно, была недоброй.
– Полторы недели прошли. Я пришел за деньгами и информацией.
Чарли ободрился. Длинноухий не спешит орать и лупить Чарли ногами, а значит, не в курсе о подставе с ядом в бочке.
Пронесло. Выкрутится. За прошедшие недели Чарли успел понять, что ушастый выродок мало что смыслит в человеческих делах, да еще и сентиментален, как старая дева.
Он радушно улыбнулся, изображая дружелюбие, которого не испытывал.
– Понимаешь, приятель…
Фэйри слушал молча, как всегда. Чарли не на шутку бесила эта его манера. Распинаешься тут, душу вкладываешь, а этот молчит. И не поймешь ведь с какой мыслью молчит.
– Нет, – негромкий голос прервал поток излияний Чарли. – Неинтересно. Только деньги и информация. Я уезжаю через час
– Денег нет, – разозлился Чарли из-за непробиваемости выродка. – Подождать надо, будут через пару дней. Тогда и заплачу информатору. Если хочешь – уезжай, но тогда уж извини, – он развел руками, показывая, что, мол, уехать ты, парень, конечно, можешь. Но вот своих честно заработанных тогда точно не получишь.
Как только что сидевший в кресле фэйри оказался у него за спиной Чарли так и не понял.
Полированная столешница впечаталась в щеку. Чарли захрипел, задергался, тщетно пытаясь вырваться из захвата. Каждое движение отдавалось болью в вывернутой за спину руке.
– Думаю, ты лжешь, человек, – прозвучал над ухом холодный голос с еле заметным разеннским акцентом. – Моя ванная сегодня пахла волчьим корнем.
– Не знаю о чем… – Чарли взвыл от боли в выкручиваемом суставе.
– Я умею не только убивать, но и пытать, – проинформировал фэйри. – Не люблю, но умею.
И Чарли, чувствуя, как на руках затягивается веревка, а живот наполняется сосущим страхом, принялся заверять длинноухого ублюдка, что он здесь ни при чем. Случилась накладка, бывает так, что поделать. И деньги-то Чарли найдет, даже с процентами вернет, пусть только ушастый даст ему возможность позвать кого-то из своих людей. А вот с информацией про рыжую девку…
«Убьет», – ворочалось в голове. – «Признаюсь и крышка мне».
В этот момент мешочек с монетами на поясе Чарли стукнулся о край стола и предательски звякнул.
Фэйри завязал последний узел, отцепил кошель с сегодняшней выручкой и грубо толкнул своего работодателя в кресло.
Чарли разом заткнулся. Втянув голову в плечи, он следил, как фэйри выкладывает на стол золотые солиды. Полсотни и еще девять, не считая серебряной мелочи.
Ушастый аккуратно отсчитал двадцать монет, которые должен был ему Чарли, ссыпал остальное обратно в кошелек и повернулся.
– А теперь ты расскажешь мне, где Элисон.
И Чарли понял, что – да. Расскажет.
ЮнонаОн раздевал ее медленно, лаская дыханием и покрывая поцелуями каждый дюйм освобожденного от одежды тела. Поставил ногу себе на плечо и медленно скатал чулок, прижался губами к ямке под коленкой, поднялся выше, чуть царапнув плохо выбритой щекой нежную кожу с внутренней стороны бедра. Юнона выгнулась, запустила пальцы в его волосы и застонала, отдаваясь умелым прикосновениям его языка и своим фантазиям.Она почти не лгала, когда отвечала на ласки. Лишь представляла на месте Отто другого... Других. Своих любовников – всех, сколько их ни было за последние годы. Изменяла Отто прямо здесь, будучи с ним.Это был миг ее горького торжества. Тайная месть.Отто так старался загладить вину… Порой ей даже становилось его жаль, и она упивалась этой жалостью, смешанной с легким презрением не меньше, чем мыслями о мести.Если бы он только был чуть более безумным.Она вскрикнула, подалась навстречу его пальцам и услышала
ЭлисонБеда пришла неожиданно. Мы третий день как прибыли в город Иль-де-Шьян, успели дать только одно представление и планировали задержаться до конца недели. На ночь глядя, Паола осознала, что шкодливый мальчишка, живущий в ее душе, требует праздника, и отправилась на поиски сомнительных удовольствий. Вернулась под утро, в женском теле, непривычно мрачная, отказалась от завтрака и, вместо того, чтобы завалиться дрыхнуть, пошла говорить с Ринглусом.Палатка – не лучшее убежище для тайных разговоров. Тонкая ткань не хранит секретов. Особенно если один из собеседников кричит на весь лагерь.– Я сказал – нет! Ты идиот, но ты взрослый идиот! – никогда раньше я не слышала, чтобы Ринглус повышал голос.Ответ Паолы был неразборчив.– Нет, именно идиот. А впрочем, не важно. Пусть будет идиотка. Мы и так постоянно вытаскиваем твою задницу из неприятностей, которые ты на нее собираешь. Ты слишком любишь нарыват
Барон отпустил Паоло, наградив на прощание еще одним пинком. Словно из-под земли возник большой ящик, с успехом заменивший стол, и два поменьше, вместо стульев. Фернанд извлек стаканчик и кости, бандит придирчиво оглядел их и, хмыкнув, признал годными.Я следила, как они выкладывают принадлежности для игры, как стряхивают с ящика несуществующие пылинки, и не могла до конца поверить, что моя жизнь и свобода сейчас станут заложниками слепого случая. И если сейчас Фернанд проиграет, мне некого будет винить в происшедшем, кроме самой себя.Пошли первые броски. Я не знала правил и могла только догадываться о смысле происходящего по реакции моих товарищей, а они, как назло, нацепили ровные, бесстрастные лица, словно Фернанд играл на пару рваных башмаков.На костях мелькали сердца, кинжалы, монеты, змеи, розы и черепа.– Ах ты, сука, – не сдержался воровской барон, и мое сердце заколотилось часто-часто. Неужели мы выиграли?– Чистое везе
В спину ударил треск, плеск воды и грохот бревен о бревна. Потом Ринглус грубо пихнул меня, требуя уступить место. Я с облегчением подчинилась и поползла смотреть, что там твориться сзади.Берег был чист. Там, где минуту назад стоял неновый, но вполне крепкий мост, теперь дорога обрывалась прямо в реку. Обломками гнилых зубов в темной бурлящей воде высились опоры, лед на месте бывшего моста истаял, ноздреватые края полыньи крошились, шли трещинами. Наши преследователи вылетели на холм и осадили лошадей. Такого они явно не ожидали.– Получилось! – в полном восторге заорала я, ощущая себя полностью причастной к этой победе. Кто, как не я, правил повозкой?! – Ринглус, они отстали! А что ты сделал с мостом?– Плюнул в него. И не радуйся, дитя, – голос коротышки был напряжен и мрачен. – Они спустятся ниже и перейдут по другому мосту. Или по льду. Мы выиграли всего пару часов. А лошади почти без сил.– Может, им надоест
ЭлисонВпервые за почти месяц, что я провела с гистрионами, мы заночевали под крышей. Гостеприимной крышей маленького шельтера. В отличие от меня фэйри то ли чуяли, то ли знали, как искать прибежище для путников. Мы свернули с тракта ровно там, где надо, и вышли к домику, как по ниточке, не плутая.В очаге потрескивали дрова, булькал ужин, шел по кругу мех с вином. Мы говорили громко, взахлеб, перебивая друг друга и хохоча. Пережитое напряжение отпускало неохотно. Огонь бросал желтые и красные отблески на лица существ вокруг, и я чувствовала с ними такую тесную, неразрывную связь, такую близость, словно они и были моей настоящей семьей. Сейчас слова Рэндольфа о том, что узы побратимства сильнее кровного родства, ощущались, как непреложная истина.Раскрасневшийся Паоло, гундося в опухший нос, рассказывал что-то смешное и ужасно пошлое. Я давно потеряла нить повествования, но присоединялась к взрывам общего смеха и влюбленно смотрела на лица друзе
БоббиБобби не пошел бы так в Брикстон, но уж очень хотелось есть. Давно уже хотелось.Последний раз он ел три дня назад, когда украл краюху хлеба у булочника. Впился пальцами в еще чуть теплый край, проломив пальцами корочку, вдохнул сладкий хлебный дух и сожрал свою добычу в один присест, урча, как дикий зверек.После той удачи везение совсем оставило его. Даже надоевшие рондомионские голуби как будто разом покинули город, испугавшись февральских морозов. И Бобби, еще недавно кривившийся при мысли о вонючем голубином мясе, только сглатывал слюну, прохаживаясь вдоль помойки с горстью камней в руках.Он пробовал «пощипать» прохожего в толпе на площади, но попался и чудом ушел от расправы.Есть хотелось так, что аж дурно становилось, и на четвертую ночь Бобби решился.Авось не заметят. Он быстренько. Залезет, возьмет деньги и назад.А в комнате Зубери было тепло. Даже жарко. Висела одежда запасная, сапоги с
ЭлисонВ один из дней, когда я мыла посуду после ужина, за моей спиной неслышно возникла Паола. Я так перепугалась от ее внезапного появления, что миску из рук выпустила – хорошо не разбила, она была глиняная, не деревянная.– Зачем так подкрадываться?– Прости, – она говорила так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы разобрать хоть слово. – Я… хотела посоветоваться.– О чем? – мой первый испуг прошел, зато вспыхнуло жгучее любопытство.Мой изначальный интерес к Паоло никуда не делся. Я понять не могла, как в фэйри уживается две настолько разные личности и до смерти хотела узнать о ней побольше.Я вот в детстве завидовала Саймону. И мечтала уметь превращаться в мальчика.– О твоем фэйри…Краснея и отводя глаза, Паола призналась, что у нее никогда не было мужчины:– Ты же понимаешь… с моей способностью это непросто.И Фе
Элисон– Ну, долго еще? – я нетерпеливо поерзала.– Не дергайся, а то рисунок ляжет криво, – нравоучительным тоном отозвался Фернанд.Я хихикнула:– Щекотно!Мягкое стило холодило кожу. По груди и шее уже вилось переплетение диковинных цветов и райских птиц, а сейчас Мефисто Великолепный заканчивал рисунок на щеке, настаивая, чтобы я держала голову запрокинутой. Я пыталась скосить глаза, чтобы рассмотреть результат, но безуспешно.– Такая красота получается! Просто сказка! – восхищенные комментарии Фэй заставляли ерзать еще сильнее.– Ну вот, готово! – объявил чревовещатель. – Держи зеркало!Я вцепилась в бронзовую ручку. Аааа! Из полированной глубины на меня смотрела нимфа! Сирена! Крупные серьги пляшут в ушах, пестрая шаль на плечах, волосы развеваются свободной гривой, фривольный лиф с декольте, что больше пристал девице из веселого квартала. И прич