В спину ударил треск, плеск воды и грохот бревен о бревна. Потом Ринглус грубо пихнул меня, требуя уступить место. Я с облегчением подчинилась и поползла смотреть, что там твориться сзади.
Берег был чист. Там, где минуту назад стоял неновый, но вполне крепкий мост, теперь дорога обрывалась прямо в реку. Обломками гнилых зубов в темной бурлящей воде высились опоры, лед на месте бывшего моста истаял, ноздреватые края полыньи крошились, шли трещинами. Наши преследователи вылетели на холм и осадили лошадей. Такого они явно не ожидали.
– Получилось! – в полном восторге заорала я, ощущая себя полностью причастной к этой победе. Кто, как не я, правил повозкой?! – Ринглус, они отстали! А что ты сделал с мостом?
– Плюнул в него. И не радуйся, дитя, – голос коротышки был напряжен и мрачен. – Они спустятся ниже и перейдут по другому мосту. Или по льду. Мы выиграли всего пару часов. А лошади почти без сил.
– Может, им надоест за нами гнаться? – робко спросила я, усаживаясь рядом с Ринглусом. – Мы уже так далеко от города.
Он усмехнулся с горечью:
– Чтобы монгрел Гильом Труйльфу простил подобное оскорбление? Нет. Можешь сказать “спасибо” Паоло. Мы нажили серьезного врага.
– А он монгрел? – вот никогда я не научусь отличать их от людей.
– Как и большинство воровских баронов. Выродок клана Скользящих-в-Тени. Как бы иначе он, по-твоему, сумел увернуться от кинжалов Тильды? – Ринглус стукнул себя по лбу. – Думай, проклятая башка! Думай! Как сбежать, когда сбежать невозможно?
– Спрятаться?
– Не говори глупостей. Где ты спрячешься на тракте?
– В лесу?
– Ха, нас найдут по следам. И далеко мы не уедем. Колеса увязнут в снегу.
– На Изнанке, – краснея, предложила я. Конечно, Ринглус подумал про этот вариант, и, если мы с самого начала не бежали по Изнанке, значит, была веская причина.
Он скептично посмотрел на меня. Кажется, я совсем пала в глазах директора:
– Может, ты знаешь, где тут ближайший переход? Желательно, по пути и такой, чтобы Гильом о нем не слышал.
– Знаю! – с вызовом заявила я, и насмешка медленно сползла с лица коротышки.
Элвин
Не знаю, что заставило меня обернуться. Интуиция? Наитие?
Бросок твари был стремителен, но я успел ее перехватить. Мы покатились по брусчатке. Защищая горло, я вскинул руку и услышал скрежет зубов о металл. Попробовал всадить ему в брюхо кинжал, но это было все равно что втыкать сталь в древесный ствол.
Монстр выплюнул протез. Вскочил, развернулся и прыгнул. Туда, где, по моим расчетам, должен был находиться Стормур.
Я вскинул руку и порыв шквального ветра отшвырнул зверюгу в сторону, ударил о стену дома. На мгновение лед сковал узловатое словно покрытое корой тело, но монстр встряхнулся, как выходящий из воды пес, и ледяной панцирь разлетелся.
Чудовище пригнулось и снова прыгнуло. Ни перехватить его, ни хотя бы встать я не успевал.
Почти без надежды на успех я швырнул в него огненным шаром – одно из немногих заклинаний в моем нынешнем арсенале, что получалось почти безукоризненно.
Тварь полыхнула, но не замедлила бега. Она бежала к регенту и жалобный визг летел по улице перед ней.
Все же братец-буря не последний по силе маг. Скажем прямо, куда сильнее меня сейчас. Оставался последний рывок, когда в воздухе над монстром возникло сияющее ледяное лезвие. Возникло и опустилось, перерубив горящее тело надвое.
Визг оборвался и на улице разом стало тихо. Только потрескивание пламени, редкие снежинки в воздухе и черные провалы безлюдных окон. На Изнанке этого района никто не жил, а до борделя, куда Стормуру приспичило наведаться, оставалось еще пара кварталов.
Древесный панцирь по-прежнему горел, наполняя воздух запахами сожженного дерева и подтухшего обгоревшее мясо.
Я выругался и потушил пламя.
– Плохо служишь, Страж, – высокомерно процедил Стормур, поправляя перчатку.
Заныло плечо – там, где когти монстра прочертили четыре длинные царапины. Я сплюнул и поднялся, оставляя на снегу кровавые пятна.
– Не пойму зачем мне такой слабак в качестве телохранителя, – продолжал братец-буря.
Рожа у него была просто неприлично довольная для бедолаги, только-только избежавшего смерти. Разве что губы дрожали.
– Буду счастлив уступить эту честь другому, – хмуро отозвался я. – Более достойному оберегать сиятельную регентскую задницу.
Вызвав мерлетту, я в двух словах обрисовал случившееся и отправил вестника. Пусть у княгини болит голова по поводу транспортировки останков. Не удивлюсь, если Стормур захочет набить чучело из своего трофея.
Под уничижительные комментарии фэйри я дохромал до разрубленной туши. Мое пламя почти сожрало панцирь, покрывавший тело чудовища. Под древесной коростой виднелась кожа. Очень похожая на человеческую.
Этот монстр вообще неслабо походил на человека. Пожалуй, больше, чем прошлый.
Над ухом все так же бубнил Стормур – напыщенно и неизобретательно упражняясь в остроумии. Я обошел тело, чтобы взглянуть на морду.
Успел заметить мельком, во время битвы. Если не показалось…
Лицо, а правильнее было бы назвать это именно лицом, почти не пострадало от пламени. Широкий сплюснутый нос, составлял почти единое целое с огромной пастью. Глаза у культиста остались человеческими – черные, блестящие под длинными ресницами.
Не показалось. Под смуглой кожей на лбу монстра и впрямь заметен был контур в виде летящего ибиса.
Уже не обращая внимания на запах, кровь и копоть, покрывавшие тело, я перевернул его. Да, сожри меня гриски. Везде, где сохранилась кожа, по телу виднелась вязь татуировки. Священный орнамент: точки, линии, стилизованные фигуры кошек, птиц, крокодилов…
Пальцы кольнуло. Я погладил еще раз рисунок и ощутил, как сила отзывается еле ощутимыми разрядами. Носитель узора умер, но магия, заключенная в татуировке, еще жила и пыталась сохранить жизнь владельца.
Даже так?! Не просто знак статуса и просьба к богам о милости. Настоящая защита, какую давала своим воинам гильдия тамерских лазутчиков…
– А? – я поднял голову.
– Ты меня вообще слышишь, Страж? – от возмущения голос Стормура скакнул вверх.
– Нет. Но ты продолжай. Ты мне совершенно не мешаешь.
Пожалуй, на этот раз я бы все-таки нарвался. Благо мы были одни, я – ранен, а он распален своей победой. Но, на мое счастье, донесся цокот копыт о брусчатку – прибыл присланный княгиней отряд. Очень вовремя.
Я смотрел, как грузят тушу на повозку, а в голове уже складывался план дальнейших действий.
Комедию с игрой в телохранителя пора заканчивать. И чем скорее, тем лучше.
ЭлисонВпервые за почти месяц, что я провела с гистрионами, мы заночевали под крышей. Гостеприимной крышей маленького шельтера. В отличие от меня фэйри то ли чуяли, то ли знали, как искать прибежище для путников. Мы свернули с тракта ровно там, где надо, и вышли к домику, как по ниточке, не плутая.В очаге потрескивали дрова, булькал ужин, шел по кругу мех с вином. Мы говорили громко, взахлеб, перебивая друг друга и хохоча. Пережитое напряжение отпускало неохотно. Огонь бросал желтые и красные отблески на лица существ вокруг, и я чувствовала с ними такую тесную, неразрывную связь, такую близость, словно они и были моей настоящей семьей. Сейчас слова Рэндольфа о том, что узы побратимства сильнее кровного родства, ощущались, как непреложная истина.Раскрасневшийся Паоло, гундося в опухший нос, рассказывал что-то смешное и ужасно пошлое. Я давно потеряла нить повествования, но присоединялась к взрывам общего смеха и влюбленно смотрела на лица друзе
БоббиБобби не пошел бы так в Брикстон, но уж очень хотелось есть. Давно уже хотелось.Последний раз он ел три дня назад, когда украл краюху хлеба у булочника. Впился пальцами в еще чуть теплый край, проломив пальцами корочку, вдохнул сладкий хлебный дух и сожрал свою добычу в один присест, урча, как дикий зверек.После той удачи везение совсем оставило его. Даже надоевшие рондомионские голуби как будто разом покинули город, испугавшись февральских морозов. И Бобби, еще недавно кривившийся при мысли о вонючем голубином мясе, только сглатывал слюну, прохаживаясь вдоль помойки с горстью камней в руках.Он пробовал «пощипать» прохожего в толпе на площади, но попался и чудом ушел от расправы.Есть хотелось так, что аж дурно становилось, и на четвертую ночь Бобби решился.Авось не заметят. Он быстренько. Залезет, возьмет деньги и назад.А в комнате Зубери было тепло. Даже жарко. Висела одежда запасная, сапоги с
ЭлисонВ один из дней, когда я мыла посуду после ужина, за моей спиной неслышно возникла Паола. Я так перепугалась от ее внезапного появления, что миску из рук выпустила – хорошо не разбила, она была глиняная, не деревянная.– Зачем так подкрадываться?– Прости, – она говорила так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы разобрать хоть слово. – Я… хотела посоветоваться.– О чем? – мой первый испуг прошел, зато вспыхнуло жгучее любопытство.Мой изначальный интерес к Паоло никуда не делся. Я понять не могла, как в фэйри уживается две настолько разные личности и до смерти хотела узнать о ней побольше.Я вот в детстве завидовала Саймону. И мечтала уметь превращаться в мальчика.– О твоем фэйри…Краснея и отводя глаза, Паола призналась, что у нее никогда не было мужчины:– Ты же понимаешь… с моей способностью это непросто.И Фе
Элисон– Ну, долго еще? – я нетерпеливо поерзала.– Не дергайся, а то рисунок ляжет криво, – нравоучительным тоном отозвался Фернанд.Я хихикнула:– Щекотно!Мягкое стило холодило кожу. По груди и шее уже вилось переплетение диковинных цветов и райских птиц, а сейчас Мефисто Великолепный заканчивал рисунок на щеке, настаивая, чтобы я держала голову запрокинутой. Я пыталась скосить глаза, чтобы рассмотреть результат, но безуспешно.– Такая красота получается! Просто сказка! – восхищенные комментарии Фэй заставляли ерзать еще сильнее.– Ну вот, готово! – объявил чревовещатель. – Держи зеркало!Я вцепилась в бронзовую ручку. Аааа! Из полированной глубины на меня смотрела нимфа! Сирена! Крупные серьги пляшут в ушах, пестрая шаль на плечах, волосы развеваются свободной гривой, фривольный лиф с декольте, что больше пристал девице из веселого квартала. И прич
– Ты изменилась, Элисон, – его голос прозвучал нежно. Мне отчаянно захотелось не спорить, а целоваться. – Когда ты стала такой мудрой?– Знал бы ты, сколько я об этом думала. Все мозги продумала. Вот чувствую, что-то неправильно, а понять что именно – не могу.– Хорошо, ты права, – неожиданно сдался фэйри. А я уже не надеялась его уговорить.Он встал передо мной на одно колено, словно я должна была посвятить его в рыцари, взял в каждую руку по клинку и скрестил их на груди:– Я, Рэндольф леан Фианнамайл, из клана Танцующих-с-Ветром, Мастер меча…Мне захотелось извиниться. Только что я была такая суровая, такая сильная, а стоило настоять на своем, как почувствовала себя виноватой.– … да будет тому залогом моя сила, а свидетелем меч и ветер, – он поглядел на меня. – Все, как ты хотела, Элисон.– Ты вправду выживешь?– Я сделаю все, что бу
– Проще тогда вернуться в Сэнтшим. Там тебя хотя бы защищает положение семьи.– Ну уж нет! В Гринберри Манор я не вернусь!Мы спорили второй день. В жизни не встречала никого упертее Рэндольфа! Он не повышал голос, не злился, просто в ответ на все мои выкрики повторял свои аргументы. Очень занудно и очень спокойно. Раз за разом.– Артисты на виду, это их работа. Если я нашел тебя, то Блудсворд, у которого гораздо больше возможностей, тем более сделает это.Вечером того же дня, когда фэйри появился в нашем лагере, он завел разговор об отъезде в Церу. Поначалу я подняла его на смех. Потом возмутилась. Потом испугалась, что он прав, и мне придется оставить гистрионов. Потом поняла, что он прав. Мы были слишком приметными, а у Блудсворда слишком много возможностей для поисков. Чудо еще, что Рэндольф нашел меня раньше.– Мы справимся с ним, – сказала я с интонациями балованного ребенка. – Ты не видел, как Тильда кидае
ЮнонаОтто умирал долго.Юнона смотрела, как он корчится, как ползет к двери – ноги уже отказали и паралич медленно подбирался к сердцу. Поначалу он взывал к ней, умолял позвать лекаря. Потом перестал.Она не двигалась. Ждала, наблюдая, как его выворачивает, как он пытается позвать на помощь слуг слабым голосом. Если те и слышали какие-то стоны из комнаты пленницы, предпочли сделать, что ничего не происходит. Также, как делали это весь месяц.Ждала в надежде, что вот-вот придет чувство успокоение, что полный ненависти ледяной ком в груди растает.Но покоя не было, как не было и торжества.Только брезгливая жалость и усталость.Когда Отто закрыл глаза и в комнате больше не слышалось его хриплого дыхания, она отворила окно, чтобы хоть немного выпустить тяжелый и кислый запах пота и рвоты.Смерть от дегтярки грязна и мучительна. Лекарю следовало лучше следить за своими пузырьками с настойками. А Отто не пить
В чувство меня привела резкая боль в левой руке. Я стиснул зубы, сдерживая стон, и попробовал открыть глаза. Не получилось. Я почти не чувствовал собственного тела, за исключением давно отрубленной руки, которая болела так, словно снова отросла и сейчас ее кто-то медленно поджаривал на огне.Но эта боль была благословением, она будила, не давала потеряться в беспамятстве. Я напрягся и снова попытался приподнять веки. Проклятье, это было все равно что толкать четырехсотфунтовый камень. Простейшее действие удалось только с третьей попытки.Первым, что я увидел, было лицо хромоногой служанки. Гримаса ненависти уже сплозла с него. Сейчас она рассматривала меня, чуть наклонив голову набок. Потом протянула руку к моей шее и извлекла тонкую черную иглу.– Опять не рассчитала дозу, – равнодушно сообщила она. – Ты должен быть без сознания. Но паралич – тоже хорошо.Я скорее догадался, чем почувствовал, как женщина взяла меня за руку. В поле