Юнона
Он раздевал ее медленно, лаская дыханием и покрывая поцелуями каждый дюйм освобожденного от одежды тела. Поставил ногу себе на плечо и медленно скатал чулок, прижался губами к ямке под коленкой, поднялся выше, чуть царапнув плохо выбритой щекой нежную кожу с внутренней стороны бедра. Юнона выгнулась, запустила пальцы в его волосы и застонала, отдаваясь умелым прикосновениям его языка и своим фантазиям.
Она почти не лгала, когда отвечала на ласки. Лишь представляла на месте Отто другого... Других. Своих любовников – всех, сколько их ни было за последние годы. Изменяла Отто прямо здесь, будучи с ним.
Это был миг ее горького торжества. Тайная месть.
Отто так старался загладить вину… Порой ей даже становилось его жаль, и она упивалась этой жалостью, смешанной с легким презрением не меньше, чем мыслями о мести.
Если бы он только был чуть более безумным.
Она вскрикнула, подалась навстречу его пальцам и услышала в ответ глухой рык.
Заткнулся… хоть бы он заткнулся, сбивает весь настрой!
Ее нога все так же лежала у него на плече, когда он ворвался в ее тело. Юнона крепче зажмурилась, колодой игральных карт перед мысленным взором мелькнули лица прежних любовников. Эрик… пускай это будет Эрик. Он был такой же здоровый и тяжелый. И так же ухал, всякий раз на выдохе, словно крестьянин, который колет дрова. Втайне она потешалась над этой его манерой...
Вызвав из памяти образ Эрика, она двинула бедрами. Да! Да, Эрик, милый! Так хорошо! Эрик!
Удовольствие, которое Юнона получала от визитов Отто, тоже было ее маленькой местью. Если бы еще не чувство гадливости, посещавшее ее всякий раз после его ухода, когда она долго сидела в ванной и почти до крови царапала мочалкой кожу…
Стоило вспомнить об этом, как возбуждение ушло, оставив отвращение и пустоту. Юнона подавила самоубийственное желание простонать “Эрик” и задвигалась быстрее. Пусть уже заканчивает и проваливает!
Какая глупая и бессмысленная вещь секс, если убрать из него наслаждение.
Финальный стон Отто она встретила почти с благодарностью. Дышать, когда он не пыхтел сверху, было гораздо легче. Юнона отложила мечты о ванной, обняла своего тюремщика и любовника, устроив голову у него на плече. Сейчас, когда Отто расслаблен и благодушен после секса, лучшее время.
– Это было чудесно, медвежонок, – она поцеловала его в плечо и заглянула в глаза. Снизу вверх, взглядом покорной удовлетворенной женщины. – Ты такой… настоящий мужчина.
Последние слова Юнона произнесла с легким придыханием.
Довольная улыбка на его лице показала, что Юнона на верном пути.
– Знаешь, – продолжала она осторожно. – Сейчас я действительно понимаю насколько ты был прав. Сила не к лицу женщине, она внушает гордыню. Мне нравится быть слабой рядом с тобой.
Говорить нужно было ласково и беспечно, ничем не выдавая, как колотится сердце и обмирает все внутри. Она вела к этому разговору уже несколько недель. Мягко, исподволь подталкивала Отто к нужным выводам.
– Наверное, в каждой женщине это есть, – задумчиво продолжала она, рисуя пальчиком узор на его коже. – Желание, чтобы нас покорили, присвоили, укротили. Мы не можем сдаться просто так, без боя. Но я думала, что тень навсегда лишает меня права быть слабой. Если поддаться и самой выбрать себе мужчину – это уже не то. А ни один из окружавших меня слабаков никогда не сумел бы сделать того, что сделал ты…
От самодовольной улыбки на лице Отто ей захотелось впиться когтями в его лицо. Неужели он действительно верит тому бреду, что сейчас несет Юнона?! Жалкое ничтожество!
Верит и хорошо. Просто прекрасно.
– Я думала – это невозможно, – прошептала она, бросив еще один покорный и восторженный взгляд. – Как ты этого добился.
Он хрипло рассмеялся:
– Это было непросто.
– Но ты сделал это?
– Сделал.
– Но как?! – побольше восхищения и трепета в голосе.
Лишь бы ничего не сорвалось! Приступы помутнения у Отто сменялись просветами, когда он сознавал свою роль тюремщика и насильника. Тогда он то умолял о прощении, то пугал ее бешенством и ревностью.
Порой Юноне казалось, что Отто тоже ненавидит ее. Как ненавидит и любит свое дурманное зелье курильщик опия.
– Я почти год искал того, кто мог бы мне помочь. Нанимал магов. Извел состояние на шарлатанов. А потом мне подсказали выход на этих людей… – он замолчал.
Давай уже! Говори дальше, ты, дубина!
– Людей? – мягко переспросила Юнона, приглашая продолжить.
Ее пальцы медленно скользнули по плечу мужчины, обрисовали бицепс, спустились по предплечью к мощному покрытому короткими светлыми волосами запястью и странному браслету из литых золотых бусин.
Браслет Юнона разглядывала уже не в первый раз. Очень уж любопытные символы были выгравированы на нем.
Отто поморщился, перехватил ее руку и отвел в сторону:
– Не надо, – буркнул он.
– Конечно, не буду, медвежонок.
Нет, он не медведь, он – осел. Бугай, которого нужно охолостить.
Да продолжай ты уже!
Но изменившийся ритм его дыхания и сузившиеся глаза говорили, что момент упущен. Юнона мысленно выругалась. Все старания насмарку!
– Зачем ты спрашиваешь? – подозрительным и сварливым тоном спросил любовник.
– Просто к слову пришлось. Если не хочешь, не будем больше об этом, милый.
“Я это припомню”, – поклялась она мысленно, отвечая на поцелуй. – “Верну тень и все тебе припомню!”.
ЭлисонБеда пришла неожиданно. Мы третий день как прибыли в город Иль-де-Шьян, успели дать только одно представление и планировали задержаться до конца недели. На ночь глядя, Паола осознала, что шкодливый мальчишка, живущий в ее душе, требует праздника, и отправилась на поиски сомнительных удовольствий. Вернулась под утро, в женском теле, непривычно мрачная, отказалась от завтрака и, вместо того, чтобы завалиться дрыхнуть, пошла говорить с Ринглусом.Палатка – не лучшее убежище для тайных разговоров. Тонкая ткань не хранит секретов. Особенно если один из собеседников кричит на весь лагерь.– Я сказал – нет! Ты идиот, но ты взрослый идиот! – никогда раньше я не слышала, чтобы Ринглус повышал голос.Ответ Паолы был неразборчив.– Нет, именно идиот. А впрочем, не важно. Пусть будет идиотка. Мы и так постоянно вытаскиваем твою задницу из неприятностей, которые ты на нее собираешь. Ты слишком любишь нарыват
Барон отпустил Паоло, наградив на прощание еще одним пинком. Словно из-под земли возник большой ящик, с успехом заменивший стол, и два поменьше, вместо стульев. Фернанд извлек стаканчик и кости, бандит придирчиво оглядел их и, хмыкнув, признал годными.Я следила, как они выкладывают принадлежности для игры, как стряхивают с ящика несуществующие пылинки, и не могла до конца поверить, что моя жизнь и свобода сейчас станут заложниками слепого случая. И если сейчас Фернанд проиграет, мне некого будет винить в происшедшем, кроме самой себя.Пошли первые броски. Я не знала правил и могла только догадываться о смысле происходящего по реакции моих товарищей, а они, как назло, нацепили ровные, бесстрастные лица, словно Фернанд играл на пару рваных башмаков.На костях мелькали сердца, кинжалы, монеты, змеи, розы и черепа.– Ах ты, сука, – не сдержался воровской барон, и мое сердце заколотилось часто-часто. Неужели мы выиграли?– Чистое везе
В спину ударил треск, плеск воды и грохот бревен о бревна. Потом Ринглус грубо пихнул меня, требуя уступить место. Я с облегчением подчинилась и поползла смотреть, что там твориться сзади.Берег был чист. Там, где минуту назад стоял неновый, но вполне крепкий мост, теперь дорога обрывалась прямо в реку. Обломками гнилых зубов в темной бурлящей воде высились опоры, лед на месте бывшего моста истаял, ноздреватые края полыньи крошились, шли трещинами. Наши преследователи вылетели на холм и осадили лошадей. Такого они явно не ожидали.– Получилось! – в полном восторге заорала я, ощущая себя полностью причастной к этой победе. Кто, как не я, правил повозкой?! – Ринглус, они отстали! А что ты сделал с мостом?– Плюнул в него. И не радуйся, дитя, – голос коротышки был напряжен и мрачен. – Они спустятся ниже и перейдут по другому мосту. Или по льду. Мы выиграли всего пару часов. А лошади почти без сил.– Может, им надоест
ЭлисонВпервые за почти месяц, что я провела с гистрионами, мы заночевали под крышей. Гостеприимной крышей маленького шельтера. В отличие от меня фэйри то ли чуяли, то ли знали, как искать прибежище для путников. Мы свернули с тракта ровно там, где надо, и вышли к домику, как по ниточке, не плутая.В очаге потрескивали дрова, булькал ужин, шел по кругу мех с вином. Мы говорили громко, взахлеб, перебивая друг друга и хохоча. Пережитое напряжение отпускало неохотно. Огонь бросал желтые и красные отблески на лица существ вокруг, и я чувствовала с ними такую тесную, неразрывную связь, такую близость, словно они и были моей настоящей семьей. Сейчас слова Рэндольфа о том, что узы побратимства сильнее кровного родства, ощущались, как непреложная истина.Раскрасневшийся Паоло, гундося в опухший нос, рассказывал что-то смешное и ужасно пошлое. Я давно потеряла нить повествования, но присоединялась к взрывам общего смеха и влюбленно смотрела на лица друзе
БоббиБобби не пошел бы так в Брикстон, но уж очень хотелось есть. Давно уже хотелось.Последний раз он ел три дня назад, когда украл краюху хлеба у булочника. Впился пальцами в еще чуть теплый край, проломив пальцами корочку, вдохнул сладкий хлебный дух и сожрал свою добычу в один присест, урча, как дикий зверек.После той удачи везение совсем оставило его. Даже надоевшие рондомионские голуби как будто разом покинули город, испугавшись февральских морозов. И Бобби, еще недавно кривившийся при мысли о вонючем голубином мясе, только сглатывал слюну, прохаживаясь вдоль помойки с горстью камней в руках.Он пробовал «пощипать» прохожего в толпе на площади, но попался и чудом ушел от расправы.Есть хотелось так, что аж дурно становилось, и на четвертую ночь Бобби решился.Авось не заметят. Он быстренько. Залезет, возьмет деньги и назад.А в комнате Зубери было тепло. Даже жарко. Висела одежда запасная, сапоги с
ЭлисонВ один из дней, когда я мыла посуду после ужина, за моей спиной неслышно возникла Паола. Я так перепугалась от ее внезапного появления, что миску из рук выпустила – хорошо не разбила, она была глиняная, не деревянная.– Зачем так подкрадываться?– Прости, – она говорила так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы разобрать хоть слово. – Я… хотела посоветоваться.– О чем? – мой первый испуг прошел, зато вспыхнуло жгучее любопытство.Мой изначальный интерес к Паоло никуда не делся. Я понять не могла, как в фэйри уживается две настолько разные личности и до смерти хотела узнать о ней побольше.Я вот в детстве завидовала Саймону. И мечтала уметь превращаться в мальчика.– О твоем фэйри…Краснея и отводя глаза, Паола призналась, что у нее никогда не было мужчины:– Ты же понимаешь… с моей способностью это непросто.И Фе
Элисон– Ну, долго еще? – я нетерпеливо поерзала.– Не дергайся, а то рисунок ляжет криво, – нравоучительным тоном отозвался Фернанд.Я хихикнула:– Щекотно!Мягкое стило холодило кожу. По груди и шее уже вилось переплетение диковинных цветов и райских птиц, а сейчас Мефисто Великолепный заканчивал рисунок на щеке, настаивая, чтобы я держала голову запрокинутой. Я пыталась скосить глаза, чтобы рассмотреть результат, но безуспешно.– Такая красота получается! Просто сказка! – восхищенные комментарии Фэй заставляли ерзать еще сильнее.– Ну вот, готово! – объявил чревовещатель. – Держи зеркало!Я вцепилась в бронзовую ручку. Аааа! Из полированной глубины на меня смотрела нимфа! Сирена! Крупные серьги пляшут в ушах, пестрая шаль на плечах, волосы развеваются свободной гривой, фривольный лиф с декольте, что больше пристал девице из веселого квартала. И прич
– Ты изменилась, Элисон, – его голос прозвучал нежно. Мне отчаянно захотелось не спорить, а целоваться. – Когда ты стала такой мудрой?– Знал бы ты, сколько я об этом думала. Все мозги продумала. Вот чувствую, что-то неправильно, а понять что именно – не могу.– Хорошо, ты права, – неожиданно сдался фэйри. А я уже не надеялась его уговорить.Он встал передо мной на одно колено, словно я должна была посвятить его в рыцари, взял в каждую руку по клинку и скрестил их на груди:– Я, Рэндольф леан Фианнамайл, из клана Танцующих-с-Ветром, Мастер меча…Мне захотелось извиниться. Только что я была такая суровая, такая сильная, а стоило настоять на своем, как почувствовала себя виноватой.– … да будет тому залогом моя сила, а свидетелем меч и ветер, – он поглядел на меня. – Все, как ты хотела, Элисон.– Ты вправду выживешь?– Я сделаю все, что бу